Саймон Браун - Государь
Дженроза резко выпрямилась и попятилась от Линана. Тот улыбнулся ей – какой-то болезненной и порочной улыбкой, и глаза его на мгновение сфокусировались на ее лице. А затем он отвернулся, глаза снова остекленели, устремив взор куда-то вдаль, и он опять принялся бормотать что-то непонятное.
– Что случилось? – потребовала объяснений Коригана.
– Что ты сделала? – добавил Эйджер.
Дженроза содрогнулась. Она чувствовала себя вывалянной в грязи, зараженной. Ей хотелось бежать к Барде и броситься в воду, камнем пойти на дно и утонуть.
Эйджер схватил ее за руку, и ее передернуло от этого контакта.
– Божья погибель, Дженроза! – воскликнул он. – Что случилось?
Он инстинктивно шагнул к ней.
Дженроза выставила руки перед собой, не подпуская его к себе.
– Расскажи, что произошло, – приказала ей Коригана, проходя к ним вокруг постели.
– Не могу сказать, – едва дыша, ответила Дженроза. Она помотала головой, отмахиваясь от любых новых вопросов. – Пока не могу. После скажу.
И бросилась к двери.
– Дженроза! – крикнула ей вслед Коригана.
– Доверьтесь мне! – откликнулась она, но не остановилась.
И бежала, пока не добралась до своей комнаты. На рукомойнике горела единственная свеча. Дженроза плеснула себе водой на лицо и горло. Вокруг нее заплясали тени. Она знала, что они означали. У нее мало времени. Она взяла из стоящих в ногах постели седельных сумок кое-какие материалы и вышла. Дженроза собиралась выйти из дворца, из города на природу и совершить последний из четырех магических ритуалов, но во дворе ее остановила разлитая в воздухе чистая угроза – и понимание, что у нее могло не хватить времени. В ней поднялся панический страх, и она огромным усилием воли подавила его. Куда же пойти? Ей требовался огонь…
И она почти сразу подумала о кузнице. Но позволит ли кузнец воспользоваться ею? Она отрывисто приказала проходящему мимо патрулю Красноруких следовать за ней и впереди них двинулась из дворца и дальше, по улицам. Когда они добрались до кузницы, кузнец все еще работал, добавляя завершающие штрихи к одной из половин ножниц. Увидав уголком глаза их приближение, он сердито преградил им дорогу, словно меч, держа кузнечные клещи с все еще зажатым в них докрасна раскаленным куском металла.
– Вы совсем недавно испортили мою новую плавильную печь, а теперь хотите уничтожить и эту тоже? Я не дам вам этого…
Дженроза кивнула Красноруким. Гладиус сверкнул в воздухе, и клещи с лязгом упали на пол, сломанные пополам. Краснорукие не слишком мягко выдворили потрясенного кузнеца из его же собственной мастерской и выставили снаружи охрану.
Удостоверившись в том, что, кроме нее, в мастерской никого нет, Дженроза закрыла двери. Воздух в кузнице сделался жарким. Лицо ее защипал пот. Она направила взгляд в центр плавильной печи, заставила свое сердце биться ровно и принялась читать заклинание, начав едва ли не шепотом – но голос ее делался все громче и громче по мере того, как магия набирала силу. Пение продолжалось – и пламя сделалось жарче, становясь из оранжевого желтым, а затем и белым; ядро его пульсировало, живя собственной жизнью. Из печи полезли язычки пламени и потянулись к Дженрозе, как готовые схватить пальцы. Они слились, создавая извивающиеся узоры, намекающие на фигуры, которые Дженроза как будто узнала, но не могла назвать по имени; а затем она увидела лицо – неотчетливое, неузнаваемое как чье-то конкретное, но все же лицо с глазами, ртом и ушами. Пламя отступило. Жара в кузнице сделалась почти невыносимой; она чувствовала себя так, словно стоит в центре солнца. Пот насквозь пропитал ее одежду, а намокшие волосы прилипли к голове.
Новые язычки пламени, с голубым и зеленым оттенками. Леса. Крылья. Женщина.
Вот, подумала Дженроза. Пора.
Ядро пламени сменило цвет. Ярко-рубиновая точка, которая все набухала и набухала, пока не заполнила всю плавильную печь. Лицо – и это лицо она знала. Она пронзительно закричала от страха и ненависти, а лицо так же закричало на нее.
Из плавильной печи вырвалась стена воздуха, подхватила Дженрозу, словно листок в бурю, и бросила ее на дверь кузницы. Дверь распахнулась, и она кувырком полетела наружу, прямо в потрясенных Красноруких. Чьи-то руки схватили ее и подняли на ноги. Она вспомнила, что нужно дышать. Кожи ее коснулся прохладный ночной воздух, заставив задрожать. Она подняла голову и увидела тучу маслянистого черного дыма, поднимавшуюся в небо, пока ее не подхватил и не унес налетевший свежий ветерок.
– Правдоречица, с тобой все ладно? – спросил один из Красноруких.
Дженроза почти не заметила, как к ней обратились.
– Нам надо вернуться во дворец. Быстро.
Она попыталась сделать шаг, но оказалась слишком слаба. Те же руки снова подхватили ее.
– Лучше немного обождать, – посоветовал другой Краснорукий.
– Быстро! – закричала она. – Ради Линана!
Это подействовало. Краснорукие пустились быстрой рысью, с двух сторон поддерживая Дженрозу.
– Скорее! – отчаянно потребовала она, боясь опоздать и сжимая кинжал у себя под рубашкой.
Все то время, пока Линан был в лесу – а время вело себя очень странно, пока он был там, – она никогда сильно не отдалялась от него. Даже когда он не видел ее, то слышал ее песню.
– Я не понимаю слов, – сказал он ей как-то раз.
– Это песня о желании, – ответила она. – Песня о глубокой и сильной потребности.
– Ты поешь мне?
– Я пою для тебя, – рассмеялась она.
В этом лесу никогда не всходило солнце, хотя луна там светила так ярко, что в нем в любом случае не было нужды. Его глаза различали цвета и очертания так же легко, как днем, и все обладало прекрасным блеском, словно позолота в серебре. Когда же приближалась она, то цвет становился больше похожим на нефритовый или изумрудный.
Когда она не пела, то задавала Линану вопросы.
Как-то раз она попросила его:
– Расскажи мне о королеве.
– О которой?
– О той, с которой ты спишь.
– О той, которую люблю.
– О той, с которой ты спишь, – стояла на своем она, и смех никогда надолго не покидал ее голос.
– Она дика и прекрасна.
– И любит тебя.
– Да.
– Расскажи мне о другой.
– О другой королеве?
– О другой женщине. О той, которую ты любишь.
– Нет.
– Ты не станешь рассказывать мне о ней?
– Я не люблю ее.
Она нарисовала длинным острым ногтем у него на груди силуэт сердца.
– Расскажи мне о ней.
– Она все время мучается от боли. Я не знаю, как достучаться до нее.
– Но ты же ее не любишь. – Она сделала вид, будто дуется на него.
– Не люблю.
– Расскажи мне о ней.
