Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт
Она внезапно вскочила и взвизгнула: «Галь, ты что это, с ума сошёл? Оставь сестру в покое! Понял?! Чем она вам мешает? Чего ты у неё стал пончики из рук выхватывать! И блюдо оставь на месте! Куда ты его потащил!» — «Ты против нашей свободы волеизъявления? Заодно мы хотим проверить уровень фанатизма любимой сестрёнки, а также — жадности… Братьям пончики, видите ли, жалеет!» — не глядя на мать, он снова насмешливо подмигнул Ширли и, покачивая широченными своими плечами, направился наверх.
«Ладно, мама, я пойду… — Ширли нервно опрокинула в себя остатки кофе, выливая горячие капли себе на грудь. — Погуляю… Зачем портить каникулы себе и… любимым братишкам…» — и девочка бегом направилась в свою комнату. — «Ширли, ты куда? Опять… туда же?» — Рути с горечью смотрела вслед дочери, и последние слова произнесла уже шёпотом.
Через считанные минуты Ширли вышла в салон в длинном толстой рельефной вязки тёмно-фиолетовом свитере с неожиданной оранжевой искрой. Вокруг горла длинный, в тон, шарф с кистями. Почему-то Рути бросились в глаза именно эти пышные оранжево-фиолетовые кисти на концах длинного шарфа. «Buy, мамуль… позвоню…» — и девочка скрылась за дверью.
* * *Подходя к калитке дома Доронов, Ширли немного замедлила шаг. Она в сомнении раздумывала: прилично ли приходить без звонка, да ещё в такой ранний час. Но ноги сами принесли её на эту улицу, к этому дому.
Нерешительно нажимая кнопку звонка, она уже начала сомневаться, правильно ли сделала, что приехала. Может, лучше было бы отсидеться у себя в комнате, пока братья не уберутся из дома, а потом помочь маме испечь новую порцию пончиков, вкуснее и пышнее тех, что Галь выхватил… На самом деле ей просто захотелось увидеться с Доронами, поболтать с Ренаной, послушать музыку. И (в чём она боялась самой себе признаться) — снова ловить брошенные украдкой взоры Ноама…
А может быть, удастся, наконец, попросить Ренану сходить с нею к дедушке и бабушке в гости…
За дверью раздавались голоса и смех мальчишек Дорон, шлёпающие и хлюпающие звуки, плеск воды. Она не столько узнала близнецов по голосам, сколько догадалась о том, что это они: их голоса звучали ломко и очень смешно. Ширли поняла, что им придётся, если уже не пришлось на какое-то время прекратить занятия пением. А как же тогда их студия? Ну, играть-то они, наверно, по-прежнему смогут…
Её размышления прервал чуть приглушенный возглас Ренаны, раздававшийся откуда-то из глубины квартиры: «Ну, откройте же кто-нибудь, оболтусы! У меня руки в муке!
Рувик, иди и открой!» — «А почему всегда Рувик! — то дискантом, то, как сломался, баском. — У меня руки мокрые!» — «Иди, иди! У всех руки мокрые!.. Кто-то ведь должен!» Следом раздались шлёпающие по мокрому шаги, потом звук отпираемого замка. Дверь распахнулась, и перед нею предстал босиком в тренировочных штанах, закатанных до колен, и в какой-то старой, отвисшей футболке Рувик. Старенькая кипа была по брови нахлобучена на буйные медно-рыжие вихры. Запачканный кончик носа забавной картошкой, вдруг показался ей чем-то вроде третьего глаза.
Парнишка с удивлением уставился на неё, тут же густо покраснел, пробасил в нос:
«Привет…» — и тут же резко развернулся и скрылся из глаз. Из глубины квартиры снова раздался голос Ренаны: «Кто это там? Рувик, ты куда? Ну же!» Тут же возник Ноам, тоже босиком и в таком же живописном прикиде. Он тоже густо покраснел, но не сбежал, пробормотал, старательно уставившись в пол: «Привет…
Подожди, я тебе тряпку кину… Извини, мы тут с братьями… полы моем… уборка…» Тут пришёл черёд Ширли покраснеть: «Это я должна извиниться — завалилась без звонка…» — «Надеюсь, ничего не случилось?» — «Да нет, ничего, просто захотелось вас всех повидать…» — и Ширли покраснела ещё гуще. Она уже готова была развернуться и покинуть радушный дом друзей, в котором оказалась в такой неурочный час, поставив — в этом не было сомнения! — всех членов семьи в неловкое положение.
В этот момент из кухни пришло спасение. Оттуда выскочила Ренана, на домашний халат был накинут широченный рваный передник, рукава закатаны выше локтя, руки в муке. «О, Ширли, шало-ом!!! Как здорово, что ты пришла! Проходи! Мальчики, ну, киньте же ей тряпку, дайте пройти ко мне! Проходи, Шир, не стесняйся: сейчас будешь мне помогать! Мы с Шилат печём суфганьйот. А вечером — я тебе не говорила? — идём в «Цлилей Рина» на ханукальный концерт!.. Я хотела попозже тебе звонить, а ты — вот она! Так что останешься у нас… Эй, где там Рувик? Куда он смылся, дуралей?» — и она, поманив Ширли рукой, скрылась на кухне. Ширли, опустив голову, топталась у двери и бормотала: «Но я же не одета для концерта…» Ноам кинул на пол перед дверью тряпку и тут же повернулся к Ширли спиной, согнулся и принялся ожесточённо тереть пол. Ширли вспомнила мощные, перекатывающиеся по плечам и предплечьям мышцы своих братьев и сравнила с тонкой фигурой Ноама. Правда, ей ни разу не приходилось видеть своих братьев за таким плебейским занятием, как мытьё полов, но она не могла не отметить, насколько резко отличались башнеподобные с горой мышц фигуры братишек-каратистов от гибких, спортивных фигур близнецов Дорон и уж вовсе тонкокостного и худощавого Ноама.
Глядя, как он тяжело дышит, когда с силой, залихватски трёт тряпкой пол, она испытала незнакомое ей щемящее чувство.
Шмулик, разогнувшись, подмигнул Ширли и снова нагнулся над ведром. Из широких дверей крытой веранды, ведущих в палисадник, услышав шум, выглянул, не заходя в дом, Бенци: «А-а… Шалом, Ширли. Радостной Хануки! Рады тебя видеть. Проходи, не смущайся!» — широко улыбнулся он девочке. На нём были такие же, как у сыновей, треники, вместо футболки — старенькая ковбойка с закатанными рукавами, на ногах — высокие, все в земле, сапоги. По пухлым щекам катился пот, струясь сквозь бороду, очки слегка запотели, руки были в земле — он работал в палисаднике.
Ширли знала, что уход за своим крохотным садиком Бенци старается никому не передоверять, пестуя молодые росточки, добываемые неведомо откуда. Все в Меирии знали, что Бенци Дорон мечтает о садике побольше, но пока что это только мечты.
Проходя на кухню, Ширли увидела возвращающегося бочком красного, как рак Рувика; на плечи его была наспех накинута старенькая ковбойка. Когда она скрылась на кухне, она услышала, как Шмулик тихо выговаривает близнецу: «Тебе не кажется, что ты ведёшь себя нелепо? Подумаешь — домашняя одежда! Тоже мне, красна девица!
Вон, Ноам ведь никуда не ушёл!» Рувик ничего не отвечал, только хмыкал…
* * *Девочки заполнили последний противень, и Ренана сунула его в духовку. Мальчишки завершили уборку и теперь по очереди шли в душ. Шмулик уже сидел в салоне, закутавшись в длинный махровый полосатый халат всех оттенков фиолетового и развалившись в кресле, с удовлетворённой ухмылкой поглядывая кругом: «Больше всего люблю момент, когда уборка позади, а я уже вышел из душа — первым!.. Йо-о-ффи!».
