Андрей Астахов - Рунная птица Джейр
- Поделом! Сжечь проклятых!
- Господь разоблачает тьму всегда и везде! - кричал инквизитор, потрясая кулаками. - Он всевидящ и всезнающ. Нашими руками Он искореняет нежить и волшбу! Несу я вам благую весть - победоносные войска нашего императора уже вошли в Кревелог и скоро уничтожат богомерзких язычников и их порождения всех до единого. Совокупно с нами, Серыми братьями, они покончат с преступниками и колдунами! Да будут прокляты все, кто творит магию! Во славу Божью! Читайте, сержант!
Коренастый воин в капалине и надетом на кольчугу кожаном кафтане с гербом Кревелога на спине подошел к телеге. Встал рядом с Серым, развернул смятый на концах свиток желтоватой бумаги и начал читать:
- Именем Пресвятой церкви и его светлости Игана, великого герцога Кревелога, злоумышленники, злодеи и враги веры, как-то; травник Борхарт из Войтолы, сорока двух лет от роду; Магана Поланич из Нижины, шестидесяти лет от роду; Лиса Брыко из Борнавицы, сорока девяти лет от роду, и Эвина Безродная, шестнадцати лет от роду, приговорены к смерти за волхование, колдовство и причинение оным колдовством вреда Кревелогу и его жителям. Приговор вынесен справедливым судом духовным и светским, согласно законам божеским и человеческим,.
- Не было никакого суда! - громко и отчетливо сказал мужчина в телеге.
- Казнь оных злоумышленников будет произведена в соответствии с законом, здесь и немедленно, - закончил пристав и убрал приговор.
Солдаты, прибывшие накануне в лагерь вместе с двумя святыми отцами, полезли в телегу, начали выталкивать из нее осужденных, потащили их к приготовленным кострам. Старуха Поланиха молчала, только ворочала слезящимися и мутными от катаракты глазами, вторая бранила солдат последними словами и богохульствовала. Стриженная опомнилась, начала кричать - солдат ударил ее кулаком в лицо, и она замолчала. Мужчина плечом оттолкнул вцепившегося в него солдата, сам пошел к костру, на котором его должны были жечь, встал у столба, позволяя привязать себя к нему железной цепью.
- Гордый какой! - заорали в толпе, и в мужчину полетели снежки и комья замерзшего навоза.
- Помилуйте! - снова заголосила девушка, вытирая кровь с губ. - Не убивайте!
- Помиловать?! Тебя-то? - взвыла какая-то старуха, выглядывая из-за стоящего перед ней солдата и грозя стриженой иссхошим кулачком. - Это ты, проклятая, на моего старика порчу напустила такую, что у него петушок отсох! Никто тебя не помилует, курва, чертовка поганая! В огонь ее, пусть сгорит!
- Моего ребенка вши заели! - орала одутловатая женщина с перекошенным параличом лицом. - Это все они виноваты! Они вшей да червей в кишках на нас напустили! Смерть им! Дайте факел, сама костер зажгу!
Толпа начала напирать к кострам - солдаты быстро угомонили самых ретивых древками алебард и копий, но крики стали еще дружнее, громче и яростнее. Людям вторили вороны, во множестве кружившие над майданом. Между тем к столбам привязали обеих старух и стриженную девушку, которая больше не кричала, лишь глядела куда-то вдаль взглядом, полным смертельной тоски и отчаяния. Серый брат взял в горящей жаровне факел.
- Во славу Божью! - провозгласил он и обошел костры, поджигая наваленную под штабелями дров солому.
Облако дыма от разгорающихся костров накрыло его, и он закашлялся. Кашлял он долго и мучительно, потом отхаркнул кровью на снег и замер, приложив ладонь к груди. В глазах инквизитора были мука и торжество.
Костры под сильным ветром разгорелись быстро. Пламя взметнулось в хмарное серое небо, повалил черный дым, дрова затрещали - и страшный, неописуемый смертный вопль четырех горящих заживо людей разнесся по лагерю и дальше, наполняя собой, казалось, весь мир. Толпа затихла, слушая эти нечеловеческие крики. Вопли стихли быстро, и стало так тихо, что лишь гудение пламени, треск поленьев, шипение человеческого жира на углях и крики ворон нарушали эту тишину.
С холма, незаметные за высокими соснами, выстроившимися на склоне, происходящее в лагере видели пять всадников, трое мужчин и две девушки. Наблюдали молча. Лица мужчин были суровыми, у девушек на глазах блестели слезы - может быть, от сильного мороза, а может, и нет. Потом ветер, наполненный страшным запахом смерти, начал дуть со стороны лагеря в их сторону, и Варнак сказал остальным:
- Пора ехать.
- Поучительное зрелище, - произнес Эндре, продолжая смотреть на столбы черного дыма, поднимающиеся в небо. - Клянусь, что когда я стану герцогом, я выгоню этих серых псов из своего герцогства!
- Не давай пустых клятв, Эндре, - тут же отозвался Мгла. - Ты никогда не станешь герцогом, и ты это знаешь.
- Это были невинные души, и мать Митара примет их, - сказал Варнак, глядя на черные столбы дыма.
- Они казнят невиновных? - спросил Эндре.
- Это обычное дело, - Варнак улыбнулся, но улыбка была злой. - Из каждой сотни сожженных Серыми братьями людей девяносто девять никогда не занимались колдовством и не имели никакого отношения к братству Митары. Эти четверо бедняг тоже были простыми людьми.
- Почему же их сожгли?
- Серым братьям нужны враги, которых можно разоблачить и послать на костер. Особенно сейчас.
- Вы, люди, умеете развлекаться, - сказал Браск: было видно, что молодой сид потрясен до глубины души. - У нас в Эрае такого...
- Помолчи, - оборвал Варнак. - Нам надо ехать. До Оплота осталось совсем недалеко.
***
Главный герцогский повар задрожал, втянул голову в плечи и опустил глаза. Он не мог заставить себя смотреть в эти раскаленные злобой бесцветные глаза с крошечными черными точками зрачков.
- Что. Это? - раздельно выговорил Иган, показывая на стоявшую перед ним серебряную тарелку с фазаньим жарким. - Говори!
- Это.... Ваша светлость, это... фазанье жаркое с кислой подливой... как вы любите...
- Жаркое? Его невозможно есть. Это яд. Я чувствую в нем яд.
- Ваша светлость, - повар задохнулся, пот заструился у него по лицу. - Я сам... лично...
- Жри, сволочь! - Иган подхватил тарелку и запустил ей прямо в лицо шеф-повара. Кусочки фазана усыпали ковер, жирная подлива запятнала лицо повара и белоснежную куртку бурыми пятнами. - Жри давай!
Повар, глотая слезы, поднял с ковра фазанью ножку, надкусил, начал жевать. Проглотил с трудом - спазмы сдавили горло, как петля.
- Еще жри! - велел герцог. - Собирай с ковра и жри. А я посмотрю, подохнешь ты, или нет.