Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – вильдграф
Издали донесся крик:
– Буланый, у тебя все в порядке?
Я стиснул челюсти и взвел тетиву снова.
– Если бы…
Кусты затрещали, в мою сторону ломился напрямую крупный широкоплечий человек, конунг подобрал для ударной группы лучших. Я прицелился ему в грудь, тетива все так же на самом ближнем к дуге делении, страшно подумать, если натяну на дальнее.
Он выбежал на поляну, мигом увидел кровь. Глаза расширились при виде меня с игрушечным арбалетом в руках.
– Что…
– Извини, – прервал я, – зачистка есть зачистка.
– Но как же…
Стрела ударила в живот, исчезла и разнесла кровавые ошметки по всей поляне, запятнав красным толстые стволы деревьев. Потревоженные насекомые взвились в воздух и застыли, всматриваясь во мгновенно изменившийся мир.
На месте мергеля остались сапоги из добротной кожи, окровавленные кости голени торчат из них испуганно и ошалело, расщепленные неведомым взрывом.
– Извини, – повторил я зачем-то, но все герои так говорят, а пока я не установил новые стандарты героизма и красивых фраз, хотя уже пора, буду пользоваться старыми клише: – Ничего личного, сам понимаешь. Ты просто оказался не в то время и не в том месте.
Он ничего не ответил, что характерно, я сунул арбалет в мешок и торопливо двинулся между деревьями, надеясь, что не потерял направление на церковь.
Почва начала повышаться, за деревьями мелькнул силуэт человека, я встал за ствол потолще и ждал. Когда мергель оказался шагах в пяти, я вышел, держа его на прицеле.
– Стоять!
Он машинально сделал еще шаг, я вскинул арбалет и направил стрелу в грудь. Он остановился, на лице такая дикая ненависть, словно я лично его обидел еще в детстве, те обиды помним особенно хорошо.
– Тебя найдут, – сказал он. – Тебя уже ищут! Ты труп.
– Зачем вас вызвал конунг? – спросил я.
Он ответил резко:
– Никто нас не вызывал!
Я не физиономист, но эти мергели совсем не умеют прятать выражение лиц, я спросил:
– Когда должны захватить дворец?
Он фыркнул:
– Зачем мы стали бы его захватывать? Дурость.
– Понятно, – сказал я. – Значит, уже завтра в полночь?.. Сколько вас?
Его глаза расширились, не понимает, как это я из его ответов получаю то, что все хранят в тайне, зарычал и внезапно ринулся на меня, поднырнув под выстрел из арбалета.
Стрела разнесла вдрызг толстое дерево, я упал от сильного толчка в ноги, а мергель, обхватив мои колени, сперва бросил на землю, а потом нанес два жестоких удара, от которых я едва не потерял сознание. Рот наполнился кровью, я перехватил одну руку, он ударил другой и рассек скулу почти до кости.
Кровь заливала мне лицо, я с трудом поймал его в захват, сдавил изо всех сил, мы перекатились дважды, я снова сдавил так, что потемнело в глазах. Что-то хрустело, сквозь грохот крови в ушах я услышал хриплое дыхание, это мое, на четвереньках отошел к брошенному арбалету и поспешно взвел тетиву.
Мергель остался лежать на спине, ноги подергиваются, а глаза застилает пелена смерти. Я стер с лица быстро засыхающую кровь, скула безумно чешется. Распухшие губы слушаются плохо, я выплюнул коричневые солоноватые комочки, а потом отряхивал их с груди. Тело дрожит от макушки до пят, снова я не на высоте, да что со мной, так и убить могут, соберись, дурак…
– Вперед, – сказал я себе зло. – И смотри в оба, халявщик.
Почва продолжала подниматься, деревья сперва карабкались по склону, затем разочарованно остановились. Молодняк еще некоторое время пытался карабкаться на высокий каменистый холм, но дальше некоторое время двигались только неприхотливые кусты, потом и те сдались. Даже трава не смогла пустить корни между грубыми камнями, и потому церковь на вершине такая гордая и одинокая, словно это она не позволила бурьяну забить к себе дороги.
Даже не на вершине, уточнил я, древние строители саму верхушку горы превратили в церковь, вырубив в толще скального массива храм.
Это гарантирует ему вечность, горы как-то ухитряются жить дольше, чем все, что делают люди. Я рассмотрел широкие и удобные ступени, сразу пятеро или даже семеро мужчин пройдут в ряд, дальше массивные и хорошо украшенные городскими мастерами створки двери, даже ворот, а то и врат. Широкий каменный навес укрывает от непогоды, сейчас там в тени расположились на страже четверо крепких мергелей.
Я вышел из леса и шел к ним по солнцепеку, такой же обнаженный до пояса, загорелый, крупный и с широкими плечами. На лице доброжелательная улыбка, это мой мир, и мне в нем все нравится.
Все четверо уставились на меня с ленивым любопытством. Я вроде бы степняк, но без красного пояса. Я пытался увидеть на их лицах следы ненависти, но все смотрят без всякой злобы.
– Новенькие? – спросил я. – В городе еще не были?
Один спросил с ленивым интересом:
– А что, по нам видно?
Я хохотнул.
– Еще бы! Все трезвые, унылые и не рассказываете друг другу, кто, как и где провел ночь. Главное, с кем и как!.. И не кричите, завидев меня, вон идет Рич, самый веселый человек в Тиборе!
Другой страж сказал со вздохом:
– Ничего, скоро нас сменят. Говорят, скоро в Тиборе станет еще веселее…
– И во всем королевстве, – пробормотал третий со зловещим весельем в голосе. – Эй-эй, стой! Дальше нет ходу.
Я удивился.
– Как это нет? За вашими спинами храм!
Первый из стражей, что заговорил со мной, медленно поднялся на ноги, высокий, но я все равно выше, крепкий, но я крепче даже с виду, и он сразу нахмурился.
– Нельзя, – сказал он резче, в голосе прозвучала обида, что я крупнее, а руки толще. – Туда нельзя.
– Ты чего такой грубый? – спросил я.
Он хохотнул.
– Это я грубый? Да ты не видел еще грубых!
– Ребята, – сказал я, – я иду в храм. Просто иду в храм. Вы поняли?
Он рассмеялся.
– Да? А мы уж подумали, что перепутал с таверной. Туда нельзя, говорю еще раз, если не расслышал сразу.
– В таверну?
Расхохотались уже все четверо, первый объяснил:
– В таверну можно и нужно. Тебе особенно, вид у тебя… похмельный. Даже очень.
Я спросил:
– А в храм нельзя?
Они переглянулись, продолжая хохотать, первый сказал с сожалением:
– Увы, нельзя. Хотя не понимаю, почему…
Второй нахмурился и сказал предостерегающе:
– Придержи язык, Митволь.
– Молчу, – ответил Митволь смиренно и посоветовал мне уже строже: – Поворачивайся и топай обратно. Сейчас в храме обряд освящения. По древнейшему обычаю.
Я сказал понимающе:
– Ну да, это человека в жертву?.. Глиноеда, надеюсь? Я видел, как приехали шаманы.
Самый молчаливый из них буркнул:
– Не своих же… Ладно, иди, не мешай.
– Вы мне тоже мешаете, – сказал я.
Глава 10
