Елизавета Дворецкая - Лесная невеста
Они обменялись первыми ударами. Как вполне опытный для своих лет боец, Буяр видел, что ему достался серьезный противник, сильный и умелый. Перед его глазами огромным красным пятном мелькал щит, и отчего-то казалось, что ему снится этот поединок, и этот заснеженный берег, и лес, и Оршанский городок за спиной. Как будто не было этой зимы, не было осени в Смолянске, и лета тоже. Как будто он заснул еще весной и ему приснилось все начиная со смерти отца…
Почему он вдруг подумал об отце? Почему ему кажется знакомым каждый выпад, каждый удар сильной руки этого полочанина? Буяр забыл, каким именем тот назвался, но с каждым мгновением все больше и больше убеждался, что все это с ним уже бывало.
Секач выучил его хорошо: даже в растерянности он продолжал сражаться так, что победа над ним никому не показалась бы легкой. Но противник угадывал каждое его движение, как будто видел все наперед. Как будто их учили вместе…
– Держись, князь Буяр, на тебя же люди смотрят! – насмешливо проговорил он. – Избрана тебе поражения не простит.
– Тебе-то какое дело! – огрызнулся Буяр, и тут осознал еще одну странность: выговор у полочанина был смолянский. И голос! Голос был настолько знаком, что это казалось невероятным! Вот только он привык думать, что этого голоса никогда больше в земном мире не услышит.
– А такое, что я тебя вообще убил бы за такие выходки!
И едва Буяр успел услышать эти наглые слова, как полочанин бросился на него, щитом отразил удар меча, ногой подбил ему ногу и опрокинул на утоптанный снег. Все случилось так быстро, что Буяр не успел опомниться, как увидел прямо над собой бледно-голубое небо, щит противника, который впечатал в обжигающий холодом снег его правую руку, и почувствовал, как клинок коснулся горла.
– Говорил же тебе Секач: за ногами следи! – услышал Буяр знакомый голос, и последние сомнения исчезли. – А ты все так же, вяз червленый тебе в ухо!
Сквозь отверстия полумаски на него смотрели такие знакомые глаза, и взгляд этих глаз, пристальный и сердитый, тоже был ему знаком. И наводил ужас. Буяру очень редко случалось видеть своего веселого старшего брата разгневанным, но если уж это случалось, значит, причина была серьезной, и виновным оставалось только прятаться.
Буяр вдруг ощутил себя нашалившим мальчишкой. Старший брат вернулся с того света, и вернулся очень сердитым! От недоумения и ужаса Буяр не мог даже моргнуть. И как только он не узнал его сразу! Узнал бы, если бы мог допустить мысль, что брат, исчезнувший на Княжьем поле ночью перед погребением отца, больше полугода спустя вдруг объявится, будто с дерева слетев, в заснеженных лесах, на самых межах с дивнинскими кривичами.
Князь Столпомер тем временем сделал знак дружине и первым пошел вперед, к воротам. Ворота раскрылись: у Звана хватило ума сдаться, раз уж старший княжич воскрес, взял в плен младшего да еще привел с собой значительное войско.
Князь Столпомер занял Оршанский городок, но даже половина его дружины не могла там поместиться. Ни новые постройки, еще не обжитые, даже без печей, ни разбросанные поблизости дворы не вмещали столько народу. Прямо на снегу внутри стен и снаружи разводили костры, варили кашу, жарили мясо, кмети по очереди ходили греться в жилье.
Оставаться здесь долго из-за холода и недостатка припасов было невозможно, и Столпомер в тот же день принялся за поиски дочери. Из угнанных жителей Радогоща ему сразу смогли представить не больше десятка человек, которых Буяр раздарил местным старейшинам. Все это были молодые парни и девки, но Дивины среди них не оказалось. Сам Столпомер не видел дочь десять лет и не взялся бы сейчас узнать ее, но Зимобор качал головой: не она, не она, и это тоже не она.
– Да знаю, ты Дивину ищешь! – сказала Ярочка, которая обнаружилась тут же, в клети новопостроенного воеводского двора. – Только ее тут с нами нету. Я ее вообще с той ночи не видела.
– А где все остальные? Вас же человек сорок было!
– Остальных уже по Днепру увели. – Ярочка всхлипнула и махнула рукой на восток. – И батьку моего тоже, и наших всех. Может, и она там. Не знаю.
Челядь и кмети подтвердили ее слова: основную часть пленников на другой же день угнали по Днепру, откуда лежал путь в Смолянск. После голодных зим, проредивших население, работники были нужны везде, ибо какой прок князю с земель, где никто не живет, не пашет, не собирает урожай, не бьет дичи, не собирает мед и не платит дани?
Зимобор рвался между двумя заботами: о Дивине и о смолянских делах. Раз уж он «воскрес из мертвых» и заявил свои права на власть, сделал первый шаг, победив Буяра и захватив Оршанский городок, теперь приходилось идти дальше, хочет он того или нет. Ошарашенный Буяр без сопротивления поклялся больше никогда не выступать против старшего брата и признать его над собой вместо отца, как и полагалось по обычаю. Следовало двигаться вперед, подойти к Смолянску как можно ближе, пока княгиня ничего не узнала и не собрала войско. Зимобор вовсе не хотел возглавлять полотескую дружину, чтобы сражаться против тех людей, которые были ему как братья, и понимал, что чем больше он успеет сейчас, тем менее вероятной будет эта битва. Если он покажет свою силу, Смолянск сам не захочет биться.
Но Смолянск и Избрану требовалось убедить, что за ним не только право, но и сила.
К Избране Зимобор отправил Буяра с дружиной. Может быть, разумнее было бы его не отпускать на волю, но Зимобор хорошо понимал, как тот обрадовался его мнимой смерти, да и неприятно ему было иметь рядом брата.
– Передай сестре, что я вернулся, да не так, как уходил! – сказал Зимобор. – Если она мира хочет, то будем мириться, но только Смолянск она мне отдаст. А не захочет отдать – я сам возьму.
– Иди вперед! – посоветовал ему Столпомер. – Возьмешь Ольховну, а оттуда и до Смолянска недалеко. А я буду в Радогоще ждать мою дочь.
Идти в настоящий поход на Смолянск князь Столпомер не был готов. Он помог Зимобору взобраться на первую ступеньку, а дальше тот должен был действовать сам.
Наутро Зимобор с дружиной пошел по Днепру к городку Ольховне. Городок открыл ворота безо всякого сопротивления. Сражаться за права отсутствующего младшего княжича против старшего, который пришел сам и привел дружину, ольховцы посчитали лишним. Тут сидела собственная родовая знать, привыкшая к тому, что близкий к границе город служит предметом борьбы между князьями, и вовсе не хотевшая, чтобы в этой борьбе город в очередной раз сгорел.
Все пленники из Радогоща оказались в Ольховне, и Буяров человек как раз вел неспешный торг с зазимовавшим здесь варяжским купцом: теперь тот был очень рад, что не успел совершить сделку, иначе потерял бы и товар, и свои деньги. Правда, без потерь не обошлось: Чарочку, как оказалось, уже продали какому-то мимоезжему гостю, которому понадобился холоп, а еще двое мужчин и одна женщина умерли, слишком сильно простудившись по дороге из Радогоща в Оршанский городок.
