Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — бургграф
Он озадаченно хмыкнул мне в спину, а я вышел на улицу, вздохнул полной грудью: пахнет морем и парусами.
А еще через четверть часа передо мной распахнули двери в тесную душную ратушу. Небольшой зал заполнен людьми, воздух спертый, значит, без меня уже назаседались, морды усталые и распаренные. Мастер Пауэр встал, приветствуя меня, встали и остальные, хотя многие с великой неохотой.
Я вытянул руки и знаками велел сесть, как наша школьная учительница усаживала нас, сказал еще с прохода:
— Я просил собраться, чтобы выработали договор с избираемым главой города. Чтобы продумали все-все, как ограничить мою власть... да-да, высшего должностного лица, но в то же время и не связывали ему руки. Это я у вас весь из себя такой замечательный, но на моем месте может оказаться проходимец... да и мне может вожжа попасть под хвост, а если у меня будет вся полнота власти — вам мало не покажется! Так что думайте, предлагайте, обсуждайте, а потом подпишем договор.
Я прошел к столу и сел рядом с мастером Пауэром. Ошарашенное молчание длилось долго, потом робко разгорелась дискуссия, пошли предложения, как их совет может ограничивать как мою власть, так и любого проходимца, который постарается захватить власти и влияния больше, чем может позволить себе отдать город, не рискуя потерять безопасность.
В конце концов почтенные граждане едва за бороды не таскали друг друга, соревнуясь в приверженности демократическим ценностям. Дебаты вспыхивали по любому поводу, страсти накалялись, я выслушивал терпеливо и всё одобрял. После того как Бриклайт сумел из выбранного на должность стать тираном и диктатором с неограниченными полномочиями, можно и перегнуть в другую сторону, иначе не выровнять. А тот, кто придет после меня, уже изберет золотую середину... Вернее, его наделят достаточными полномочиями, чтобы мог рулить, а не сидеть в кресле бургомистра декоративной куклой.
Далеко за полночь, уже под утро, когда голова начала гудеть, как церковный колокол на Рождество, я поднялся, пожелал благополучной и плодотворной работы, а сам, дескать, с ног валюсь, покинул ратушу, уверенный, что и до утра будут с жаром обсуждать статьи конституционного соглашения горожан с избираемым бургомистром, где будет четко расписано, что он может, чего нет, а где ему обязаны не подчиняться и даже препятствовать.
Зайчик встретил тихим ржанием, я обнял его за шею, поцеловал и шепнул в подрагивающее ухо:
— Завтра... Представляешь? Уже завтра взойдем на палубу и... Нет, ты не представляешь!
Он дернул ухом и тихонько заржал, топнул копытом. Я вскочил в седло, вдруг подумал, что глаза у Зайчика что-то слишком хитрые. Возможно, он представляет гораздо лучше, что меня ждет на Юге. Возможно, он вообще знает, что и как там...
По дороге заехал в трактир, перекусил, а уже оттуда, кое-как утолив голод, направился через весь город в сторону усадьбы Амелии.
Несмотря на ранее утро, улицу впереди запрудила толпа. Стража пыталась разогнать, но прислушались и, сами потихоньку ошалев, отошли в сторону. Я прислушиваться не стал, сейчас город бурлит, объехал на полном скаку, пугая электорат, копыта бодро простучали по брусчатке. Медленно выдвинулся особняк Бриклайта, толпа у подъезда, я ощутил неладное, подъехал ближе.
На меня оглядывались со страхом, но и со странным выражением облегчения. Я постарался придать голосу властность:
— Что случилось?
Кто-то ответил достаточно дерзко:
— Да вы, ваша милость, наверное, уж знаете! Бриклайт убит.
— Ого, — сказал я. — Что же он так... Обедом подавился?
На меня смотрели с прежним опасением, недоверием, немножко — страхом, но в то же время в воздухе витает ощущение, что город освободился от невидимой сети, накинутой именно этой рукой, что сейчас уже жертва.
На меня смотрели с ожиданием, я ведь теперь глава, все ожидают распоряжений, но я покачал головой.
— Вы что же, решили, что это я его?
В молчании старший из стражей ответил нерешительно:
— Ваша милость, это было бы только естественно...
— Нет, — отрезал я. — Я жесток, как и положено к противникам, но милостив к падшим... Бриклайт сдался! Зачем мне его смерть?
Толпа вся — один раскрытый рот. Стражник спросил осторожно:
— Это как... сдался?
Я вытащил из-за пазухи бумагу и помахал ею в воздухе.
— Вот дарственная, которую он подписал в присутствии своего юриста и двух свидетелей! Смотрите, по ней он дарит всё свое имущество, которое намеревался оставить сыновьям, госпоже Амелии Альенде. Как компенсацию за то зло, которое ей причинил. А сам он намеревался уехать в Шершессу, где у него подрастает внучка, и посвятить остаток жизни ее воспитанию. Вот смотрите...
Я сунул бумагу стражнику, к нему тут же кинулись еще грамотные, начали, стукаясь головами читать текст, из толпы потребовали, чтобы читали вслух, начали вслух, в народе разрастался гомон. На меня теперь смотрели по-другому. Убийство Бриклайта, судя по взглядам, с меня снято, зато появилось нечто, что мне очень не понравилось. На меня смотрели, как на нового Бриклайта: госпожа Амелия Альенде получила от него по дарственной всё его богатство, но, понятно, что такой кусок проглотить не сможет, всё равно останется в моих руках.
— Знаете, — сказал я, — не спешите меня в хозяева. Постарайтесь всё же остаться свободными... хоть в какой-то мере. Эх, я что-то слишком высокопарен... Устал, наверное. В общем, вы тут разбирайтесь, а мне пора собачку кормить и выгуливать...
Я повернул коня, выбираясь из окружившей толпы, и тут взгляд упал на женскую фигуру в раскрытых дверях дома. Госпожа ля Вуазен, жена Бриклайта, стоит там недвижимая, как статуя, потому я и не обратил на нее внимание, хватая взглядом только движущиеся предметы, способные нести опасность, словно лягушка какая. На бледном как мрамор лице глаза горят изумлением и лютой ненавистью. За ее спиной появился и тут же пропал огромный человек. Лица его не разглядел, но и так понятно, что это Джафар.
Я криво усмехнулся, вот и высветился настоящий убийца Бриклайта. Надо бы ее выдать толпе, но... у меня нет доказательств, кроме самого явного: она не знала еще, что всё состояние Бриклайт успел передать в другие руки. Ну что ж, пусть живет дальше с мыслью, что потерпела жестокое поражение...
Городская стража, конечно, может заняться: ниточка есть, римское «кому выгодно» тоже налицо, так что даже здешние шерлокхолмсы и комиссарымэгре сумели бы распутать нехитрый узелок и упрятать ее за решетку, но это их дело, я чувствую, что я свое закончил.
Издали услышал крик, посреди улицы несется Кукушонок, распугивая народ, он же теперь тоже власть, прокричал издали:
— Сэр Ричард, а что насчет кораблей?
