Ник Перумов - Война мага. Том 4. Конец игры. Часть 2
– Всё, – выдохнул Салладорец, с блаженной улыбкой опускаясь наземь. – Теперь последнее, самое последнее…
Фесс хотел было зажмуриться. Не смог.
«ВСТАНЬ И ИДИ, НЕКРОМАНТ!»
Не могу, беззвучно ответил Фесс. Не могу.
* * *Спаситель вздрогнул, по всему его телу прошла судорога, лицо жутко скривилось. И все остальные, Клара, Райна, Этлау, Эйтери, орки – все замерли, потому что над миром пронёсся страшный предсмертный стон, словно в ужасной агонии расставалось с жизнью неведомое существо.
Лопнувшая струна. Рухнувшая стена. Покатившаяся лавина.
Спаситель выпрямился. И быстро зашагал вниз, увлекая за собой затянувший полнеба водоворот багряных облаков.
Сдерживавшая Его преграда рухнула.
* * *Пришёл твой час, Сильвия.
Хозяйка Смертного Ливня тоже, как и все, слышала пронёсшийся над Эвиалом погребальный звон.
Всё, ожидание кончилось.
Прятавшееся в обломках скал существо гордо выпрямилось, взглянуло, не опуская глаз, прямо в лицо Спасителю и запело. Древнюю песнь без слов, пришедшую из тайника души, того же, где хранился облик отца. Песню зла и ненависти, ко всем и ко всему.
Сквозь багряный занавес продёрнулась первая чёрная нить.
Но никто, и даже Спаситель, не обратил на это внимания.
* * *Две белые латные перчатки, намертво вцепившиеся друг в друга. Облака лёгкого пламени вокруг, небесный свод – и открытая рана Разлома внизу. Она исходит гноем – козлоногими тварями, растекающимися всё дальше и дальше по Мельину. Их уже не сдержат никакие жертвоприношения.
Схватившаяся с Императором тварь тоже здесь, им уже не разжать смертельных объятий. Земля и тварный мир далеко внизу, возврата нет ни для кого; но за спиной козлоногой бестии – только пустота, а Император слышит миллионы голосов. Миллионы сердец бьются сейчас в унисон с его собственным, превратившимся в сгусток чистого пламени.
Там осталась Сеамни и их ещё не рождённый сын. Сын, чей голос он, Император, тем не менее, слышит. Там – верный Клавдий, не поддавшийся искушению. Легионеры, мужественные и упорные, сражавшиеся за своего Императора и с людьми, и с чудовищами. Гномы Баламута, не испугавшиеся пойти против сородичей.
Видишь, враг, сколько их, тех, кто за меня? А чем можешь похвастаться ты, кроме всепоглощающей бездны?
…Шумит на ветру могучий сосновый лес, приютивший под красноствольными деревьями целый сонм самых причудливых созданий. В чёрной броне, с развевающимся за плечами плащом, стоит высокий рыцарь, Ракот, Бог воинов. За его спиной – два молоденьких деревца, одно чуть повыше, из-под корней бьёт родник. В руке Ракота – горящая ярким бездымным пламенем смолистая ветка; но на лице бога нет ожидаемого торжества. Напротив, он как будто заключён в призрачную клетку, какую не сразу и разглядишь – словно серая паутина, эта завеса плавает над его головой и плечами.
– Укажи путь, – говорит Ракот. – Укажи ему путь!
Укажи путь кому?!
…Есть три способа закрыть Разлом.
Первый – завалить. Второй – заставить сойтись разодранные земные пласты Мельина. И третий – не тратя времени на засыпку, вбить в заражённую, загнившую рану раскалённый клин.
Правая рука Императора начинает гнуть вцепившуюся в неё конечность козлоногой твари.
Я знаю, почему. Я ведаю, за что.
– Папа! – Мальчишке, наверное, лет двенадцать. Возраст, когда в Империи пора брать первую жизнь, сражаясь за правое дело. – Папа, давай!
– Гвин!
– Повелитель! – последнее хором выкрикивают голоса Клавдия, Сежес, Баламута и ещё – молодого Мария, нового барона Аастера.
Тварь шипит в лицо, летят обжигающие брызги слюны. Наверное, это просто кажется – ведь он, Император, уже умер, его тело сгорело в пламени первого удара.
– Возьми ветку, – слышит он Ракота. – Это укажет путь.
Богатырь-бог протягивает руку сквозь решётку своей клетки.
Горящая ветка перекочёвывает к Императору. Просто держится рядом, ведь руки у него заняты; но правая продолжает гнуть, выламывать и крушить вцепившуюся лапу бестии – каждое движение Императора словно поддерживают тысячи рук живых и мёртвых, оставшихся в Мельине. Вот пальцы дотягиваются до запястья врага, касаются белой кости зачарованной перчатки, тянут её на себя…
Яростное шипение, но на сей раз смешанное с отчаянием.
Император начинает гнуть вражье запястье, заставляя белые перчатки разойтись. И гнёт, забыв о боли и смерти, пока кость не ломается с сухим треском и перчатка врага не оказывается у него, Императора.
Ликующий многоголосый крик – от полюса и до полюса.
Но дело не сделано – тварь вцепляется в лицо, метит в глаза, боль почти гасит сознание – но Император даже не защищается.
Зубы впиваются ему в шею, клыки рвут горло – пусть. Он шёл победить, а не выжить.
Паря на огненном облаке, терзаемый изломанной, но не утратившей ярость тварью, Император видит куда больше, чем прежде. Не только Мельин, но также и иной мир, соединённый с его собственным пылающе-кровавой нитью.
На другом конце нити – Эвиал, это Император понимает сразу, знание пробивается сквозь боль и мýку. Там сошлись в неистовой схватке иномировые силы, там нависла над всем сущим раскинувшая сияющие объятия фигура Спасителя, и там же – глубоко, глубоко в иных слоях бытия – насмерть схватился со своим врагом старый знакомец – Фесс.
Он тоже, как и Император, прошёл врата, за которыми – дорога только в одну сторону.
Его враг Императору не виден, зато возвышается во всей красе исполинское чёрное копьё с тускло рдеющим наконечником. И Император, превозмогая боль, делает, наверное, последнее, ему оставшееся, – взмахивает ярко пылающей сосновой веткой.
Пламя от неё перекидывается на белые перчатки, зачарованная кость горит и плавится, но боли уже нет, как нет и жизни.
Зато во мгле безбрежного Упорядоченного ярко и яростно вспыхивает новая звезда. Путеводная звезда для тех, кому ещё только предстоит полечь, чтобы жили другие.
* * *«Время настало, верная Эйвилль», – услыхала задрожавшая от нетерпения вампирша.
Чёрная глобула Эвиала продолжала беззвучно дрейфовать, незаметно для смертного глаза покачиваясь на волнах свободнотекущей силы. Под блистающе-агатовой бронёй кипела битва, сшибались и падали бойцы – а снаружи всё оставалось до обидного тихо и спокойно. Эйвилль бы не отказалась посмотреть, как жернова Спасителя перемелют полк этой выскочки Гелерры, как подмастерья недостойного Хедина бросятся во все стороны, словно крысы, умоляя о пощаде.
…Она не понимала, что соратники крылатой девы не бросят оружия, даже прижатыми к пропасти, и не сдадутся, обещай им хоть сколько угодно жизнь, свободу и богатство.
