Ольга Макарова - Осколки чего-то красивого
— Что ты видишь? — спросил он.
— Там человек в черном плаще, на самом краешке. Вниз смотрит, — сказала Элина. Ленинджер даже попытался улыбнуться, чего давно с ним не бывало. Просто на душе у него стало легко и спокойно… как у человека, которого поняли…
— Сейчас он прыгнет, — сказал Ленинджер.
— Но он же разобьется! — испугалась Элина.
— Нет, — уже по-настоящему улыбнулся Ленинджер, — смотри…
Человек разбежался и, раскинув руки, прыгнул в пропасть…
…восемь секунд… столько летит отсюда вниз брошенный камень…
Человек тоже летел… казалось, это было очень долго. Он падал — и ветер трепал за его спиной длинный тяжелый плащ, постоянно разворачивая его до совершенно невероятных размеров.
И, когда до земли оставалось где-то полторы секунды, произошло невероятное: единым взмахом за спиной человека взметнулись гигантские кожистые крылья, совсем как у дракона…
Они сделали несколько чудовищно сильных взмахов, поднимая крохотную в сравнении с ними человечью фигурку в синее безоблачное небо…
Он летел вверх и в даль, пока не превратился в черную точку и не исчез из виду…
— Та площадка, которую я тебе показывал — это взлетная полоса, — объяснил Ленинджер. — Завтра я так полечу, а ты будешь на меня смотреть…
…Крохотная фигурка брата прошлась по краю пропасти. Потом он отступил на несколько шагов, разбежался и прыгнул…
…Раскинув руки, он полетел вниз…
А Элина, замершая в ожидании, считала секунды…
"Раз…"
В голове почему-то мыслей у Ленинджера сначала вовсе не было — свист ветра в ушах заполнил все сознание, не оставив им места. К нему надо было привыкнуть…
"Два…"
"…Холодно," — вот первое, о чем Ленинджер ясно и четко подумал…
"Три…"
Стало страшно — страх кольнул сердце и начал разгораться со страшной силой…
"Четыре…"
Ленинджер вспомнил о драконочеловеке, столько раз взлетавшем с Плато Небес до него, представил его так ярко, что этот образ вытеснил все, что было: и страх, и холод, и мысли… Осталась только Вера, непоколебимая, как монолит.
"Пять…"
Скучно… Ему казалось, что полет длится вечность.
"Шесть…"
Ленинджер подумал об отце, об Элине — и на душе стало совсем светло и тихо…
"Семь…"
Он закрыл глаза — и вдруг тело обрело невесомую легкость, будто тот самый свет, поднявшийся из темниц души, подарил ему крылья и вознес в свободное безграничное небо…
"Восемь…"
Элина не увидела ни волшебного взмаха крыльев, ни полета в небеса… Она увидела, что брат ее просто упал, и… поняла, что он разбился насмерть…
Хотя он не успел ей досказать одну свою фразу: "Если ты что-то видишь, это не значит, что оно действительно так…"
(5 сентября 2003 г)
402. 6 сентября 2003 г —У каждого Бога на Земле есть любимчик…
Тебя одарит меткостью стрелок,
Направив тебе в спину сталь и древко —
И ты, шагнув за жизненный порог,
Уснешь мгновенно и мертвецки крепко.
А может быть, наклонишься к воде —
Как будто вволю пожелав напиться —
И осознаешь, что пришел в Нигде
И был подстрелен, как в полете птица.
Но мир прекрасен, будто снова юн,
Пока враги не натянули луки:
Песок ложится на верхушки дюн
И есть надежда — вдруг да дрогнут руки;
И есть надежда, что стрела взлетит
И не найдет подставленную спину;
Что Матерь Небо снова защитит,
Оставив жизнь любимчику и сыну.
(6 сентября 2003 г)
403. —Песнь о Пандере
Для меня в тишине милый голос звучал,
Белый мед, сладкий мед, липкий мед источал.
Ты любила букеты
Из джинсовых роз,
И зимою и летом
Я их тебе нес.
Как быть непобедимым,
Горя, не гореть, -
Проще, чем стать любимым…
Для феникса смерть
Неподвластна законам,
Все возможно вернуть,
Если зубы дракона
Не грызут твою грудь.
Так послушай же, Лютер:
Злословь — не злословь —
Только вот за валюту
Не купишь любовь.
Бесполезны и сила,
И уменье стрелять…
О, она не любила
И сумела предать.
Был убийцей и вором,
Зря коснулся мечты…
Вот бы спрятаться в нору,
Как спрятался ты…
(6 сентября 2003 г)
404. —Бронзовка
— Эти бронзовки, — Джана показала брату блестящего зеленого жука на ладошке, — объедают розы в садах.
— А я считал, что это майский жук, — удивился Орстер, — да, такой зеленый, с блестящей спинкой.
Джана промолчала и отпустила жука на волю.
— Вот я его отпускаю, — сказала она, — а он съест какую-нибудь розу в саду. Может быть, даже в королевском саду. Может, даже самую красивую розу.
— Тебе не жалко? — спросил Орстер, заглянув сестренке в глаза.
— Нет, — ответила Джана и отвернулась.
…Они шли домой безграничным холмистым лугом — настоящим земляничным морем, которое, к сожалению, пока только цвело…
Орстер чувствовал себя здесь чужим. Когда-то его, единственного из семьи, отправили в Город Колонн — учиться. Здесь, в глуши, вся его семья работала не покладая рук, чтобы платить его учителю.
Когда Орстер приезжал проведать их, он видел хмурые лица и мозоли, стертые до крови, — у братьев; видел старшую сестру замужем за нелюбимым — у нее и взгляд стал какой-то обреченный и равнодушный, как у рабочей лошадки… он видел младшую сестренку Джану, росшую дичком, потому что у матери с отцом и свободной минутки на нее не было…
Каждый раз… каждый раз такое… И сердце Орстера наполнялось гневом. Он считал, что жирный учитель, с которым ученикам было дозволено разговаривать только стоя на коленях, не стоит этого. О, сколько раз Орстер желал ему страшной и мучительной смерти! И сколько раз порывался уйти!..
Но мать говорила: "Учись, сынок, учись! Ты наше будущее. Однажды ты будешь богатым и счастливым, ты приедешь и заберешь нас в город. Ты выкупишь из немилого брака Твин, а Джана обязательно выйдет замуж по любви!.."
…Мрачные мысли нахлынули вновь и застучали кровью в висках…
Джана шагала впереди, ступая босиком по траве. Орстер шел в ботинках. Сними он их сейчас — и сразу стер и изранил бы непривыкшие ноги.
