Алан Фостер - Пожиратели света и тьмы
Эхомба едва ли слышал товарища. Он думал о теплой сухой родной земле, оставшейся далеко позади, о маленьком и скромном, но уютном доме, о веселом журчании детских голосов и о голосе жены… Воспоминания согрели сердце. Ради этого стоит дышать и смотреть на белый свет.
— Я сказал тебе правду, дружище. И тогда, и теперь говорю, что эромакади — пожиратели света. Их ничем нельзя уничтожить, только эромакази в состоянии справиться с ними. Они — пожиратели тьмы.
Он повернулся и заглянул в глаза Симны. Смотрел долго, проникал в самую глубь.
— Симна ибн Синд, я простой пастух, забочусь о коровах и овцах. А еще я эромакази. Человек может быть и тем, и другим. — Этиоль повернул голову к морю и немигающим взором уставился вдаль — на долгожданный берег, который был еще за чертой горизонта, но непременно существовал, манил. — Это совсем не значит, что я колдун.
Симна долго молчал, затаив дыхание. На корабле три раза ударили в колокол — команду и пассажиров созывали к полуденному приему пищи.
— Так оно или нет, не знаю, только ты не можешь отрицать, что это делает тебя больше, чем обыкновенным человеком.
Эхомба снял руки с поручня и выпрямился.
— Не больше, друг Симна. Не больше…
— Ну, значит, чем-то другим… Не пытайся мне объяснить! По крайней мере не теперь. — Северянин ухмыльнулся. — То ты выражаешься, как невежественный деревенский увалень, а то говоришь так, что я не способен понять, о чем идет речь. Ты гений или болван? Обыкновенный идиот или могущественный колдун? Клянусь жизнью, я так и не могу решить!
Пастух мягко улыбнулся.
— Возможно, я гениальный идиот.
Симна ибн Синд медленно покачал головой и положил руку на плечо товарища.
— У нас достаточно времени, чтобы узнать правду. Тем или иным способом, рано или поздно, но я выясню, что за сокровища ты ищешь. Теперь иди, поешь, отдохни. Держу пари, что от глотка-другого горячительного ты не откажешься.
Эхомба скорчил виноватую гримасу, затем потер шею.
— Сказать по правде, горло у меня слегка побаливает.
Вся троица во главе с Эхомбой-Наставником после отражения тьмы благополучно добралась до крупного порта Либондаи, расположенного на процветающем побережье королевства Премойс. Город лежал у подножия высокого хребта Неримаб-мелех, чьи заснеженные вершины были далеко видны с моря. На берегу путешественники с удивлением обнаружили, что среди космополитичного, многоязыкого населения Либондаи даже Алита не вызвал докучливого интереса, и все трое легко затерялись среди тысяч других путешественников, прибывавших со всех концов света.
Это обстоятельство вполне устраивало Этиоля Эхомбу, которому после всего случившегося требовался отдых. Но будучи любознательным по натуре, он, посидев некоторое время в четырех стенах, почувствовал себя оттесненным от окружавшей его новизны. Этиоль почувствовал, что куда скорее восстановит силы и укрепит дух, если будет задавать вопросы — эта привычка настолько глубоко въелась в него, что безболезненно ее было не отбросить, тем более в таком необычном для пастуха окружении.
Подобная неумеренность в познании нового вызывала крайнее раздражение Симны, который порой едва сдерживался, наблюдая, с какой дотошностью Эхомба расспрашивает всякого встречного и поперечного. Однажды северянин не выдержал.
— Этиоль, неужели тебе надо знать все на свете?
— Да, — не задумываясь, ответил Эхомба.
— Но ведь не на все вопросы должны быть ответы?! Пастух простодушно и открыто посмотрел на него — с той самой искренностью, с какой один человек может взглянуть на другого.
— Друг мой Симна, конечно, на все! Иначе зачем бы я был здесь? Или ты, или Алита, или кто-нибудь еще? Зачем бы я стал искать прорицательницу Темарил или вызывать на себя гнев Химнета? Зачем…
— Прошу прощения, я уже все понял, — перебил его северянин. — Лучше бы не спрашивал.
С этими словами он, не скрывая раздражения, уткнулся лицом в огромный кубок. Шум и выкрики, звучавшие в таверне, где они проводили время, его не беспокоили. Наконец, сделав несколько глотков, Симна грубовато посоветовал товарищу:
— Лучше помолчи и осуши кубок.
У их ног, едва уместившись под широким столом, свернувшись клубком урчал Алита. Время от времени он мощно зевал, показывая внушительные клыки, затем вновь погружался в сон.
