Диана Дуэйн - Визит к королеве
…И неожиданно обнаруживает, что просто не может пошевелиться: он чувствует себя таким же неспособным к движению, как деревяшка или статуя. И, тоже как статуя, из-под которой исчез пьедестал, он заваливается назад, не в силах ухватиться за что-нибудь и даже повернуться, чтобы не упасть навзничь.
И все же в последний момент человек не падает на пол. Какая-то сила, с которой он ничего не может поделать, поднимает его в воздух. Он не может пошевелиться, не может даже вздохнуть; он просто висит в воздухе, стиснутый чем-то непонятным, и умирает от страха.
Потом боль в горле отступает, но сменяется ощущением тяжести на груди. Глаза человека, и так уже широко открытые, чтобы хоть что-то видеть в темноте, совсем вылезают из орбит: к его лицу приближается еле различимая во мраке ухмыляющаяся морда демона…
Это морда черно-белого кота. Тот стоит на груди человека, задрав хвост, на самом кончике которого светится тусклый, похожий на блуждающий, огонек. Человек читает в его глазах невыразимую угрозу: это дьявол явился по его душу… Самое невероятное, что кот еще и говорит…
— Парень, — долетает до человека тихий шепот, — угораздило же тебя попасть не в ту спальню!
Кот сидит на груди человека, а невидимые руки тем временем поднимают его и несут. Почти невидимый огонек на конце хвоста очерчивает круг, завершив его аккуратным узлом; вспышка света, который, кажется, пронизывает человека насквозь…
Потом снова все окутывает тьма, и человек падает на каменный пол. Сильнее всего он ударяется головой и чуть не вскрикивает, но сдерживается.
На этом полу нет ковра. Человек чувствует под собой холодный камень. Обнаружив, что он снова способен двигаться, человек медленно садится и ощупывает пол вокруг себя. Мрамор, древние истертые плитки… Человек неуверенно поднимается на ноги и начинает шарить в темноте.
То, на что натыкаются его пальцы, озадачивает человека. Каменная человеческая фигура, лежащая на спине, ниже — резной камень надгробия. Человек чуть не начинает сыпать проклятиями, но одергивает себя: нельзя, чтобы его услышали, может быть, еще удастся выбраться.
Проходит много времени, прежде чем Луна, покрытая темными шрамами, почти не дающая света, заглядывает в окно. Становятся видны витражи с библейскими сценами. Только теперь человек понимает, кому принадлежит мраморная фигура со сложенными на груди руками. Лунный свет льется на лицо принца Альберта, и его легкая мрачная улыбка выглядит невыносимо зловеще.
К человеку возвращается воспоминание о лице демона… Сглотнув, он начинает нащупывать свой нож. Нож исчез… Должно быть, он уронил его наверху, в спальне. Нет ничего, чем можно было бы вскрыть замок в кованой решетке, чтобы выбраться отсюда. И нет никакой возможности избавиться от шелкового шнура… Утром, когда его здесь найдут и вызовут полицию, он послужит уликой. Есть особая статья закона: если тебя ловят на месте преступления с инструментами, тебе светит лет двадцать, не меньше.
Человек садится на скамью из зеленого мрамора под занимающим всю стену барельефом, инкрустированным полудрагоценными камнями, и начинает тихо всхлипывать.
За решеткой сгусток тьмы улыбается и уходит прочь на мягких кошачьих лапах.
Рядом с выходом из парка черная карета ждет до двух часов после полуночи, потом медленно уезжает и растворяется в темноте.
Когда утром в часовне обнаружили злоумышленника, во дворце начался ужасный переполох. Потом пленника заподозрили и не только в попытке воровства: фрейлина нашла в спальне королевы рядом с кроватью нож — очень длинный и острый как бритва. Прибыли полицейские во главе с самим комиссаром: он со всем возможным почтением расспросил королеву. Нет, она ничего не видела и не слышала. Ее дорогие маленькие киски спали с ней всю ночь; проснувшись, она занялась своим туалетом и только потом узнала обо всех ужасных происшествиях. Комиссар погладил котят, вольготно расположившихся на белом покрывале с весьма самодовольным выражением на мордочках. Следы кошачьих когтей на руках и шее «грабителя» не оставляли сомнений в том, где он ночью побывал и что — возможно — пытался совершить. В результате кошек все утро превозносили, гладили и ласкали. Вместо того чтобы убежать, как этого можно было бы ожидать от столь юных созданий, они вынесли все это с удивительным достоинством.
Было уже почти десять часов утра, когда последние посетители покинули покои королевы; она отослала фрейлину и закрыла за ней дверь, чтобы немного побыть в тишине. Она вошла в спальню, где два черно-белых котенка нежились на кровати. Один из них лежал на спине, подняв все лапки вверх; второй котик, лежа на боку, смотрел на королеву удивительно умными глазами.
— Ах, дорогие мои, — сказала Виктория, присаживаясь на край постели. — Как я хотела бы, чтобы вы умели говорить и рассказали мне, что произошло сегодня ночью.
Тот из котят, который был немного больше размером, бросил на нее умный и лукавый взгляд. Королева встала, подошла к окну и стала любоваться ясным летним утром, которого она могла уже и не увидеть. Другая кошечка перекатилась на бок и, лениво моргая, сказала:
— Мадам, вы думаете, что ваша жизнь — всего лишь репетиция другой, лучшей? Это не так.
У королевы отвисла челюсть.
— Она права, королева, — вступил в разговор Арху, поднимаясь и подходя поближе. — Вы ведете себя так, словно имеете в запасе столько же жизней, сколько и мы. У вас их нет. А потому не кажется ли тебе, что хватит прятаться и пора начать приносить пользу? Я искренне сочувствую тому, что ты лишилась своего кота с длинной шерстью на лице. Судя по тому, что я о нем слышал, он был более достойным человеком, чем большинство эххифов. Однако, насколько мне известно, теперь он с Прародительницей, а уж она знает, как обойтись с ним по заслугам. И если можно верить тому, что мне говорили, твой супруг не хотел бы, чтобы ты сидела тут, оплакивая его, когда тебе столько всего нужно сделать.
— Но… — наконец сумела вымолвить королева, — ах, моя милая маленькая киска, ты и понятия не имеешь, как я страдаю при одной мысли о…
— Я расскажу тебе, о чем имею понятие, — прервал ее Арху. — Сиф, давай ей покажем.
Так они и сделали: показали все страдания, выпавшие на долю им обоим.
Королева, пораженная, съежилась в кресле у кровати; по ее лицу потекли слезы.
— Сможешь ли ты сказать, что твоя боль сильнее? — спросила наконец Сиффха.
Королева закрыла лицо руками.
— Так что не думай, будто ты монополистка по части страданий, — сказал ей Арху. — Не думай, будто только ты знаешь, что такое одиночество, и что другие об этом «и понятия не имеют». Каждый раз, когда встает солнце, все мы обнаруживаем, что заперты внутри себя, как в одиночной камере. Каждое живое существо рано или поздно ощущает эту боль — Одинокая Сила запустила свой коготь во все сердца. Кое-кому приходится гораздо труднее, чем тебе, хоть ты и предводительница миллионного прайда. Вот и перестань вести себя так, словно ты — первая страдалица на земле.
