Джулия Смит - Мудрец острова Саре
Дарэк провел ее через наружную комнату по короткому проходу мимо шкафа принца в спальню. Стало светлей: через открытые ставни падал лунный свет, разливаясь серебром по ковру и одеялам. Король поставил свечу на низкий столик у двери, добавив всему золотистый оттенок.
— Ваше величество, — решил выступить Люкин в защиту принца, на этот раз не так рьяно, — нельзя позволять ей…
— О, Джон, тише. Ты начинаешь брюзжать, как архиепископ Вентан.
От такого сравнения тот тотчас замолчал.
Не обращая на них внимания, Атайя подобралась к кровати. Тяжелые парчовые занавески были раздвинуты, стеганые одеяла сбились у ног Николаса. Ей показалось, что он не спит, хотя и не до конца проснулся. Принц беспокойно крутился под промокшей потом простыней, стонал и шептал себе под нос, словно разговаривал с духами в полудреме.
— Николас? — Она села рядом и коснулась мягких каштановых волос, словно мать погладила больного ребенка. — Ты спишь?
Он отреагировал на ее прикосновение, но не на голос. Перевернулся на спину и медленно открыл глаза, однако взор ударил по ней, словно зимний ветер по голой коже. В глубоких карих озерах проблеснула искорка — он узнал ее, — но тотчас погасла. Будто сознание захлестнуло нечто более всеобъемлющее, помешавшее ему воззвать о помощи, да и вспомнить, что он в ней нуждается. Затем внутренняя борьба исчезла, сменившись пустотой. Николас перешел из мук существования к безумию, которое спасало его от терзаний заклинания, оставляя от человека лишь оболочку.
— Ты узнаешь меня? — прошептала Атайя, зная ответ наперед.
— Я не могу, — ответил он, но не ей. — Голос говорит мне, что я должен, но я не стану.
— Голос… чей голос, Николас?
Его лицо дернулось от боли, глаза взрослого человека засверкали, как у ребенка.
— Это моя армия, — сказал он, вытащив двух деревянных солдатиков. Атайя подарила их на день рождения Мэйлену два года назад. — Маленький мальчик разрешает мне с ними играть.
— Очень милые, — выдавила она, едва сдерживая слезы. — Николас, ты знаешь этих людей? — спросила принцесса, отойдя в сторону, чтобы он увидел Дарэка с епископом.
Она подумала о том, как Джейрен ворошил ее память нескончаемыми вопросами по пути из монастыря Святого Джиллиана, и понадеялась, что сможет вывести брата из потемок заклинания таким же способом.
— Это папа маленького мальчика, — сказал принц, показывая на Дарэка, и шепотом добавил: — Мне он не нравится. Он злой.
— Правда? — выразил досаду король.
Если бы положение не было столь плачевным, Атайя рассмеялась бы через боль.
— А другой человек?
Николас недовольно сморщил лицо:
— Он слишком громко говорит.
Принцу неожиданно надоела беседа, и он занялся своими солдатиками. Взяв их в руки, он стукал игрушками друг о друга, изображая смертельный бой, не менее свирепый, чем тот, который происходил в его сознании.
— Он не узнает нас, — нетерпеливо и грубо произнес Дарэк. — Мы его уже не раз спрашивали.
Атайя его не слышала, она была опустошена собственными терзаниями. Принцесса видела, как сходил с ума отец, но та душевная рана была лишь ссадиной по сравнению с нынешним страданием. Она часто бывала не в ладу с Кельвином и хранила о нем не только добрые воспоминания… но Николас! Брат был ее другом на протяжении двадцати одного года, с ним она делила радости и горести, любила его всем сердцем. Эти счастливые времена уже не повторятся, а она для него будет просто незнакомкой, как ни мучителен сей факт.
Принцесса поняла, что перенес Джейрен, когда нашел ее в келье монастыря: обрести тело, зная, что душа навеки спрятана за маской безумия. И затем, словно злую шутку, она вспомнила его слова в утешение. Тогда она улыбнулась, а теперь они беспощадно отдавали в мозгу.
Николас заботился о тебе всю жизнь, и с ним ничего дурного не сталось.
Ирония судьбы. Ими полна ее жизнь.
Ты когда-то был ребенком, в этой же комнате, — подумала она, глядя на лицо брата. — А теперь ты снова почти малыш.
Глаза наполнились слезами, все стало расплывчатым, но она вытерла их краешком одеяла.
— Ну же, Атайя, — заворчал позади Дарэк. — Тебе не к лицу театральные эмоции.
Принцесса была слишком опечалена, чтобы обидеться.
— Что его ждет? — спросила она срывающимся голосом.
— Пока не знаю. Если придет в себя, его будут судить. Что бы ты ни думала, — презрительно добавил он, — а покушение на короля — тяжкое преступление, околдован человек или нет. Если не поправится, то его запрут где-нибудь, чтобы не повторил попытку. Пока он ведет себя тихо, но кто его знает?
— Или кто ее знает, — отметил епископ. — Сир, вы выполнили желание сестры, хотя я так и не понял зачем. Однако она опасна, и ей здесь нельзя оставаться, уверяю вас!
До Дарэка наконец дошла мудрость увещеваний Люкина. Может, тому способствовал поздний час, но его веки отяжелели от присутствия Атайи, хоть и недолгого, но утомительного.
— Ты на него посмотрела, теперь уходи, — сказал он, повернувшись к сестре. — Возвращайся к людям, которые тебя презирают.
— И не смейте здесь появляться, — добавил епископ. — Я занял соседнюю опочивальню, пока нахожусь в столице, и буду следить, все ли спокойно. Если вздумаете снова возникнуть в Делфархаме, его величество будет не так благосклонен, как сегодня.
Атайя не хотела спорить. В этом не было смысла, и общение с Николасом уже высосало все ее силы и вымотало душу. Она даже была не в состоянии проклинать Мудреца. Пока король не передумал и не решил, что разумней арестовать ее, Атайя покинула спальню и принца — точней, то, что от него осталось, — шепнув одно лишь слово.
* * *Первым делом по возвращении Атайя выплакала слезы, над которыми смеялся Дарэк. Когда глаза высохли, а рукав платья промок насквозь, она нашла мастера Тоню в надежде что-либо узнать о болезни Николаса. Несмотря на поздний час, Тоня работала на кухне — растирала в ступке семена подсолнуха, чтобы снять скопившееся за день напряжение. Мозель с Джейреном сидели рядом за столом, и оба вскочили на ноги, когда вошла принцесса, с явным облегчением, что она невредима.
Тоня крепко обняла ее, оставив на плечах белые масляные отпечатки.
— Джейрен сказал мне, куда ты отправилась, и я сильно волновалась. То и дело вспоминала, как ты исчезла забрать Алдуса и так и не вернулась. — Она отпустила ее, но в глазах осталась тревога. — Ты видела Николаса? Как он?
— Плохо, Тоня, — ответила Атайя, опустив взгляд. — Совсем плохо. Мне нужна твоя помощь, чтобы разобраться, что с ним.
