Артем Абрамов - Убей страх: Марафонец
И вставали люди. И не помнили, что умерли. И орали от счастья и восторга живые. И дождь припустил сильнее, словно Сущий от бессильной злости решил разом залить вефильцев, коли Бегун не дал умертвить их страшной пестиленцией. И только билась где-то в подкорке поганая мыслишка: не твоя это сила, Бегун, и не твой выбор. Идёт игра, и Большой Шулер вновь позволил тебе вытащить десятку к тузу. Услышал вопрос позади:
— Как ты это делаешь, Бегун?
Обернулся на ходу: Зрячий. Поспешает за ним, не отстаёт, явно несёт на себе нелёгкий довесок к Ноше — зависть.
— Просто, Зрячий. Твоя Сила — от Сущего, моя — от людей. И ту и другую, правда, нам позволил иметь Сущий. Но, видимо, моя сильнее оказалась, поскольку умножена она многократно. И знаешь что ещё?
— Что, Бегун?
— Я, в отличие от тебя, никакой Ноши не ощущаю. Мне легче, чем тебе. А Сила — она ж любит тех, кто легко живёт. Кто сам по себе сильный. Кто родился таким. Знаешь слова: «Лишь тогда Бегун сможет преодолеть Путь, когда научится не замечать его тягот…»
И Зрячий вдруг прервал Чернова и легко продолжил цитату:
— «…и пойдёт по нему так, будто он прям и ровен, и люди, ведомые Бегуном, поверят своему ведущему и станут видеть лишь Цель впереди, лишь Свет этой Цели, который ничто и никто для них не затмят». Я подозревал, что рано или поздно ты вспомнишь слова Книги, хотя она сама утверждает иное: нет у Бегуна памяти Путей. Мне что-то нашёптывало это…
Чернов-то знал, что ничего он не вспоминал: что подсказал Суфлёр, то он и произнёс. Но спорить не стал. У Бегуна нет памяти? Да навалом её у него! Он весь — одна сплошная память, и спорить о том более нечего.
— Какую Книгу ты имеешь в виду, Зрячий?
— Она одна у нас: Книга Несущих Ношу, святая Книга для людей моего мира. Я уже произносил тебе слова из неё.
— Книга Несущих Ношу?.. Припоминаю… Знаешь, Зрячий, в разных мирах она носит разное имя, эта Книга, но ведь мы с тобой — Вечные, нам не важна форма, а предпочтителен лишь смысл того, что в ней заложено Сущим. А смысл — един, как един для любого времени и любого мира Тот, кто создаёт Книгу. А Он ведь и нас с тобой придумал, верно, Зрячий? И придумал так, что я — бегу и веду, а ты — знак для меня, что впереди Сдвиг. Ты должен рассказывать мне всё, что тебе позволено помнить, чтобы я в свою очередь вспомнил всё, что мне нужно в этом Пути. Сегодня ты — не скромный служка Дома Несущих Ношу, то есть смертный, а именно Зрячий — Вечный. Что ж тебя так корёжит, что ж тебя так затянула твоя смешная временная служба, что ты перестал исполнять свои вечные обязанности?
Бледное лицо Зрячего стало ещё бледнее, синевой пошло.
— Как ты смеешь обвинять меня в том, что я плохо служу Сущему? Ты, обыкновенный Бегун, не ведающий Сути!.. Он дал мне право даже в смертной жизни остаться Его слугой, а кто ты в смертной жизни, кто?
— Бегун, — ответил Чернов. — Представь себе, Зрячий, что доверие Сущего ко мне вообще безгранично. — И тут Чернов позволил себе малость приврать: — Он назвал меня Бегуном-на-все-времена, так что в каждой своей смертной жизни я — бегун. Другое дело, что, как видишь, я ведаю Суть и умею пользоваться Силой. А у тебя это скверно получается…
Бегун с прописной, бегун со строчной — не объяснять же лысому оппоненту славные игры правописания… А что соврал, так пусть Сущий его примерно накажет. Только Чернов почему-то был уверен, что Сущему абсолютно наплевать на те методы, к которым прибегают Его… как бы это помягче… служащие. Он и сам не стесняется использовать всё, что идёт на пользу Его высоким идеям. Уж каким таким идеям — этого Чернов знать не мог, а с приёмами и приёмчиками для их текущего воплощения знаком был близко и не всегда радостно.
А задаваться вопросом, почему Книга Путей стала здесь Книгой Несущих Ношу, — так он сам на него придумал ответ. Почему бы самому и не поверить?..
Но Зрячий, которого Чернов не преминул уесть, сдаваться не желал. Упёртым оказался.
— Но не о тебе сказано в Книге: «Дух Сущего на нём, ибо Сущий послал его исцелять больных, дарить свет слепым, возвращать жизнь умершим до срока». Не о тебе, Бегун!
Память — земная, естественно, — услужливо подсказала: очень похоже на текст книги пророка Исайи, что опять доказывает правоту ответа Чернова — про единство Книги во всех ПВ, и его, сокольническое, не исключение.
— А о ком тогда? — высокомерно вопросил он. Ох, зря я так, тут же трусливо подумал, ох, не на свою ношу замахиваюсь! И сам себя одёрнул: все методы хороши, сказано уже, да и ведь факт налицо — люди Вефиля живы и здоровы.
— О Спасителе! — крикнул Зрячий.
Их Книга куда ближе к Библии, здраво подумал Чернов. В Книге Пути никакой Спаситель пока не возникал, в отличие от Библии, где только о нём и речь. А о Бегуне в Книге Книг — ни намёка. Не Моисея же считать Бегуном, хотя и проскакивает у Чернова то и дело такая крамольная мыслишка…
Однако мнение Бегуна, считал Чернов, должно стать последним.
— Всё это — не более чем слова. У одних — одни, у иных — иные. Не станем мериться словами, Зрячий, у нас с тобой — общее дело. А делать его лучше молча… Хочешь реально помочь — бери лопату, копай глубже, кидай дальше. Работы на всех хватит. А коли считаешь, что твоя миссия, миссия Зрячего, завершена — счастливой дороги тебе. Пусть крепнет и славится Дом Несущих Ношу — и здесь, и сейчас, и во все времена.
Взял лопату из рук стоящего рядом вефильца и принялся яростно забрасывать мокрой грязью канаву, прорытую недавними смерчами. Дай Сущий, попадут они в очередное сухое ПВ — всё на улицах города подсохнет, выровняется, будет, как было.
А ведь по сути — врал он себе: ничего уже не будет, как было. И он, московский вольный бегун, правом Высшего Работодателя назначенный невольным Бегуном, и его народ, сорвавшийся за ним в Путь, полный неведомых дорожек и невиданных зверей, — все они уже не те, кто начинал, а доведётся дойти до финала — совсем другими дойдут. Те, кто дойдёт, естественно…
Поймал взглядом мальчишку Берела, приказал:
— Обеги улицы, загляни в дома: все ли живы?
Почему-то уверен был: на сей раз живы все. Коли Сущий позволил ему чудо спасения, то вряд ли Он посягнул на целостность этого чуда. Если уж чудо, так на все сто!.. Хотя… Чернову казалось, что он уже достаточно прилично понимает Сущего. Не Его цель, не Его дело, не Его идею, но — Его методы. Коварства и хитрости, очень часто — злой мальчишеской хитрости. Ему не занимать стать. Именно мальчишеской! Вождь краснокожих из рассказа О'Генри или из фильма Гайдая. Скорее из фильма. Так прямо и видится: конопатая хитрая рожица, рогатка в кулачке, сбитые коленки, непредсказуемая изобретательность… А итогом: ярмарочные радости Джексонвилля, смешные геометрические задачки ПВ четырёх Вефилей, весёлые смерчики, копающие канавки на улицах, полёты «во сне и наяву»… Ну кровь, конечно, ну смерть иной раз — кто это считает в Большой Игре?.. Так чего зря удивляться? Каков Сущий, таков и мир, им созданный. Вернее, миры…
