Дмитрий Башунов - Ангелы над Москвой
Что же это она, в самом деле, расселась и расчувствовалась? Надо же и самой приготовиться. Платье надеть то самое, с живыми голубыми цветами по белому полю. Кто знает, может, и поможет чем-то этот подарок…
Маршал ждал рапорта о завершении построения. Лицо его было сурово, а мысли тяжелы. «Нужно бы, — думалось маршалу, — заранее отправить на четвертую планету десант. Но кораблей мало… Расчетное время прогрева поверхности планеты — одни сутки. За это время суша начнет плавиться, а океан выкипит как минимум на три четверти. Среда обитания ВСЕХ живых существ окажется разрушенной. И все, можно на годик перерыв делать. Пока атмосфера остынет, влага сконденсируется… Воды можно и подбавить, если не хватит. Вокруг пятой планеты спутники кружатся, на них воды вдоволь. Позаимствуем…»
— Господин маршал! Корабли заняли расчетные позиции.
— Очень хорошо. Начинайте обратный отсчет.
— Десять!
Взвыли насосы, подающие воду из огромных резервуаров на электролиз.
— Девять!
Водород, отделенный от кислорода, устремился к реакторам.
— Восемь!
Дейтерий и тритий наполнили ионизационные камеры.
— Семь!
Включились акселераторы подачи газа в фокус зеркала.
— Шесть!
Набрали мощность электромагниты, управляющие истекающей струей.
— Пять!
Напряжение подано на лазеры воспламенения.
— Четыре!
Давление в топливных баках второй очереди достигло заданных значений.
— Три!
Заработали датчики пространственной ориентации фотонного отражателя.
— Два!
Цикл предстартового тестирования системы завершен.
— Один!
Готовые к действию механизмы ожидают команды на запуск.
— Пуск!
Акселераторы вбросили в камеру сгорания, ограниченную с одной стороны чашей фотонного зеркала, а другой обращенную к Земле, первую порцию водорода. Мощным импульсом рабочие лазеры содрали с атомов электронные оболочки и заставили протоны отделиться от нейтронов. Первые брызги энергии ударили в зеркальную твердь чаши. Через четыре тысячных доли секунды новая доза ионизированного газа попала в уже разогретую область пространства. И снова сработали лазеры, заставляя материю расставаться с энергией и переформировываться в новое вещество. Но теперь уже и само зеркало работало как гигантский концентратор лучистого излучения. Атомы и элементарные частицы, попавшие в область перегретого фокуса, превращались в чистую энергию, которая частью изливалась в пространство, а частью опять-таки вернулась к зеркалу.
С каждой миллисекундой объем ядерного пожара растет. Цикл, еще цикл, еще порция дейтерия и трития — и вот уже зеркало испытывает огромное давление мечущихся излучений и бомбардирующих его корпускул. Кольцо электромагнитного поля, охватывающего зону реакции непробиваемой стеной, заставляет продукты распада и аннигиляции устремляться прочь. И тогда в область горения вещества подается другое топливо: кислород, ранее входивший в состав воды.
Массивные атомы кислорода дают еще больший выход энергии. Автоматика следит за количеством подаваемого материала, иначе ускорение превратит обитателей корабля в мертвецов.
Маршал внимательно следил за показателями работы маршевых двигателей. Десятипроцентная мощность набрана за четыре секунды. Там, на Земле, уже воцарился ад. И этот ад там будет бушевать сутки!
Равномерный бег цифр вдруг сменился тревожным высвечиванием одного показателя. Маршал вгляделся в экран. Датчик температуры зеркала показывает незначительные колебания, свойственные геометрическим деформациям твердого тела. Но откуда им взяться? Фотонное зеркало расположено в четырехмерном пространстве, которое из трехмерного континиума потревожить невозможно в принципе! Вот если бы зеркало было простой отполированной железкой, пусть бы и сверхпрочной, тогда да…
Маршал открыл меню слежения за техническим состоянием всего флота. В графах, которые всегда были наполнены непоколебимыми нулями, теперь мелькали цифры, и в значениях наблюдалась отчетливая тенденция к росту!
Главнокомандующий войск Амдиэля потянулся к коммуникатору, потом махнул рукою, вскочил и опрометью бросился в инженерную рубку. Дежурные офицеры даже не пошевельнулись, когда он влетел в помещения. Их взгляды были прикованы к экранам слежения за кораблями флота. Начальник расчета сидел за пультом, закрыв лицо руками.
— Что происходит? — закричал маршал.
Офицер оторвал ладони от глаз и посмотрел в глаза своему командиру.
— Извините, маршал, — его губы сложились в кривую ухмылку, — надо бы поздороваться. Но нам впору прощаться…
— Что случилось, я вас спрашиваю? — еще более повысил голос маршал.
— Перестаньте орать! — с раздражением ответил офицер. — Сядьте рядом и дайте нам всем умереть спокойно.
— Что значит — умереть? Что-то не в порядке с двигателями? Так отключите подачу топлива! Дайте им остыть! Потом разберемся!
— «Потом» у нас не будет, господин маршал.
Начальник инженерного расчета взял себя в руки.
— Автоматика уже отключила подачу воды в камеры электролиза, причем на всех кораблях. Но реакция идет и будет идти, пока накопленные водород и кислород не выгорят. Это займет примерно полторы минуты. Уже меньше…
— А что с зеркалами? Они выдержат эти девяносто секунд?
— Само по себе зеркало — тонкий, примерно сантиметровый слой сверхплотного вещества. Каждый удар корпускулы, каждый квант отраженного излучения отрывает от поверхности зеркала несколько атомов. Теоретически устойчивости хватит более, чем на полторы минуты. Практически же этот срок всегда будет меньше — из-за глубины локальных повреждений… Ну, и температурная деформация. Зеркало может банально треснуть. Поскольку инородное пространство отныне его, судя по всему, не защищает…
— Куда ж оно делось? — в отчаянии вскричал маршал.
— Не знаю. Работать с пространством наши ученые пока не научи…
Не закончив фразы, дежурный офицер, весь его расчет, главнокомандующий космических войск Амдиэля, а также вся громадина корабля разлетелись на атомы.
Недоумевающий маршал вдруг ощутил себя свободным и вольным. Его окружал безграничный и бездонный мир, в котором светилась всполохами пламени ближайшая планета, да вспыхивали один за другим — а то и по нескольку сразу — маленькие металлические суденышки, окружившие полыхавшую твердь.
Зрелище это не удивило, не порадовало и не огорчило маршала. Он вдруг вспомнил, как когда-то сидел сапожником в тесном киоске возле выступа здания почты на бульваре Пушкина, слыл хорошим мастером и добрым человеком. Еще ему вспомнилась молодая мама, которая время от времени заглядывала к нему, ведя ребенка в садик или из садика. Летом мама носила сарафан, на котором по белому полю были разбросаны голубые васильки, и он, немолодой уже человек, с замиранием сердца смотрел на эти колышущиеся цветы, и не смел поднять глаз, чтобы окончательно не потерять разум от восхищения и нежности.
