Юрий Бурносов - Книга демона
Взвизгнув петлями, поднялась железная решетка; клацнула дужка здоровенного замка. Клетка покачнулась – вставшие по углам тралланы подняли ее на руках и потащили в реку – туда, где сидел на мели плоскобрюхий корабль, увешанный человеческими и звериными черепами.
ТИЛЬТ. КАМЕННЫЕ ВОИНЫ
Три камня вынул Тильт из стены, чтобы увидеть вернувшегося к жизни Ферба.
Теперь у этих камней были свои имена. Первого молодой мастер назвал Углом. Второй носил имя Кремень. Третий стал называться Кругляшом.
Днем они лежали на своих местах в кладке, ничем не выделяясь среди прочих камней. А ночью, если того желал Тильт, они оказывались на полу и начинали меняться.
Они росли – с каждым днем все больше. У них появлялись руки и ноги. У Кремня вдобавок вылезали острые рога, а Угол отращивал короткий хвост. Ровный Кругляш обходился без головы – его глаза проклюнулись на животе, а кривая трещина рта образовалась там, где у других была грудь. Они еще не умели говорить, зато у них был отличный слух. Живые камни старательно выполняли все команды Тильта, хоть и не всегда правильно. Угол, Кремень и Кругляш особым умом не отличались.
Вскоре они выросли настолько, что для них троих в тесной комнатушке перестало хватать места. Теперь Тильт работал с каждым по отдельности, поочередно. Одну ночь – с Углом. Вторую – с Кремнем. Третью – с Кругляшом. Он сделал их гораздо умней и научил произносить несколько слов. Он взрастил в них такую силу, что стал опасаться, как бы они случайно не обрушили потолок темницы. Он подчинил их себе: на окрик «Подъем!» камни оборачивались могучими существами, команда «Стой!» – превращала их в статуи, а стоило ему крикнуть «Спать!» – и каменные создания вмиг возвращались к своему первоначальному облику.
Все это – и многое другое – было тщательно описано на бумаге. Тильт прятал листы под нарами, в груде старой одежды.
Он так увлекся новой работой, что почти забыл о Фербе. Лишь иногда он подходил к стене и говорил негромко:
– Потерпи. Еще совсем немного. И мы выйдем отсюда.
Ферб сопел, хрипел, пытаясь высказать что-то. Тильт вспоминал, что собирался своим волшебным умением улучшить речь разбойника, но стоило ему вернуться к столу, как тут же находилось более срочное и более интересное дело.
Тильт больше не заглядывал по ту сторону кладки. Лишь однажды он, подняв подсвечник к самому потолку, попытался увидеть замурованного в нише разбойника. В густой темноте, похожей на деготь, он разглядел серое пятно страшного лица, и отшатнулся, едва не свалившись со стула.
Ферб смотрел вверх.
На неровное отверстие в стене.
– Извини, – прошептал Тильт, пятясь. – Прости что я сделал тебя таким…
Книга Драна близилась к концу. Тильт чувствовал это. И предчувствия его подтверждались тем, что в тексте все чаще и чаще встречалось имя проклятого бога. А однажды, работая над Книгой, писец увидел, что описывает один из своих кошмаров – и будто провалился в него.
Из разверзшейся бездны поднимался горячий туман. Он расползался по земле полотнищами, вился локонами, отравляя все живое, превращая в отраву все мертвое. Черные тучи закрыли небо, нависли над бездонным провалом, словно хотели заслонить его от взглядов сверху, спрятать его от богов. Огненными шнурами падали вниз молнии, тяжелыми каплями срывались с туч ослепительные шары, сыплющие горячими искрами, ныряли в ядовитый туман, подсвечивали его изнутри мертвенным синим светом. Содрогалась земля. С грохотом валились в бездну обломки скал, крошились базальтовые плиты; словно сдираемая кожа, ползли в пропасть лоскуты почвы – бездна ширилась, расползалась во все стороны, открывалась, будто пасть, гигантская ненасытная пасть, собирающаяся поглотить весь мир.
И что-то темное шевелилось в тумане. Нечто страшное, не живое, не мертвое, пока лишенное формы.
Дран готовился обрести свободу…
Тильт планировал покинуть свою темницу чуть раньше.
Его раздирали противоречивые желания. С одной стороны, ему хотелось как можно скорей выбраться на волю. Но в то же время он страстно желал как можно дольше поработать над Книгой. Он сжился с ней, свыкся, сросся. И он не мог оставить творение незаконченным.
Хоть и собирался это сделать.
Его снедало любопытство – что же будет на последних страницах величайшей книги? Какие тайны покажет она молодому писцу, чему еще научит, на что откроет глаза?
И Тильт тянул время. Днем работал над Книгой Драна, не уставая удивляться мастерству безымянного автора. А ночами готовился к побегу, трудясь над собственными магическими текстами.
Не все у него получалось. А значит, еще было чему учиться.
ГАЙ. В КЛЕТКЕ ПО МОРЮ
Клетка была довольно высокая: в ней можно было стоять, лишь немного пригнув голову. В ширину она имела четыре шага – то есть при желании по ней даже можно было разгуливать. Железные прутья клетки толщиной были в два пальца. Под войлоком на полу прятались крепкие мореные доски. Дощатый же потолок был обтянут толстой кожей и отлично защищал от брызг и дождя.
Клетка стояла на палубе под открытым небом. Над ней хлопал парус и посвистывал в снастях ветер. Если погода была солнечной, то в клетке было жарко и душно; ночью и в ненастье холод заставлял Гая забиваться в угол. Впрочем, мерз он не сильно. Ему вернули одежду и дали большое теплое одеяло, а в особенно студеные и промозглые ночи в клетку подбрасывали бурдюк с горячей водой. Гай обнимал его, укрывался всем, чем мог, и так, скорчившись, пережидал непогоду.
Но самое неприятное заключалось в том, что клетка постоянно была закрыта плотной тканью. Разглядеть что-либо сквозь нее не представлялось возможным. Только и можно было определить, день сейчас на свободе или ночь, вечер или утро. Гай сперва искал в складках полога хоть какую-нибудь щелку; не найдя, пытался провертеть дырочку. Но тщетно: надежно закрепленная ткань накрывала клетку в несколько слоев, усилиям Гая она не поддавалась. Так что развлечений у плененного писца было немного: он ковырял войлок на полу, царапал кожу на потолке, выстукивал на железных прутьях выдуманные марши, но чаще просто лежал на спине и слушал, что творится кругом.
Мимо клетки то и дело проходили тралланы: Гай узнавал их по лязгу железа, которое они, кажется, никогда не снимали, и по особому топоту. Общались тралланы обычно на своем языке – звучал он так, будто у говорящих рот был забит морской галькой. Имелись на корабле еще какие-то люди: их язык походил на птичий щебет, и Гаю казалось, что так должны говорить желтокожие маскаланцы. Впрочем, в этом он уверен не был, поскольку маскаланского языка не разумел. Из постоянных звуков существовали еще бой волн и размеренные скрипы. Чем сильней бились волны, тем шумнее скрипел корабль. Редко-редко раздавались птичьи крики, из чего Гай сделал вывод, что плывут они далеко от берегов. Это его пугало: он боялся вольных штормов, о которых имел книжное представление, и не однажды воображал, как огромная волна, переливаясь через судно, срывает с места запертую клетку и увлекает ее с собою в морскую пучину.
