Вера Школьникова - Стрела на излете
- И вы не верите во весь этот религиозный бред с возвращением Ареда, Тварью и страшными пророчествами?
- Нет, почему же? Верю. Дознаватель Реймон привел весьма убедительные доводы, кроме того, у меня есть и другие источники сведений.
Лерик перестал чтобы-то ни было понимать и только смотрел на министра широко распахнутыми глазами:
- Тогда вы тоже считаете, что бороться против Ареда - ересь, поскольку противоречит воле Творца?
Чанг наклонился, сорвал колосок, медленно выпрямился и принялся методично его ощипывать:
- Нет, я считаю, что вы, юноша, перепугались, причем больше за себя, чем за принца, и решили, что можете как в детстве - зажмуриться, натянуть одеяло на голову и чудовище вас не найдет. Но вы уже не ребенок, Хранитель.
Лерик вспыхнул:
- В моем детстве, в отличие от вашего, не было кроватки с мягким одеяльцем, а чудовища всегда меня находили, где бы я ни прятался! И я выжил только потому, что не боялся! Не смейте обвинять меня в трусости!
- А разве вы не трус? Вы ненавидите короля, но обучаете его сына, приняли медальон Хранителя из его рук и любовницу из его постели.
Лерик в ярости замахнулся, но под спокойным, изучающим взглядом Чанга уронил руку, так и не посмев ударить, а министр продолжал:
- За эти семь лет вы научились ладить со своей совестью. Ненавидите короля? Да, но он проводит преобразования. Учите принца? Разумеется, зато вы потом будете править империей, став за троном ученика. Встречаетесь с женщиной? Так ведь она все равно шлюха, пусть даже и самого короля. Всему можно найти оправдание.
- Судите по себе? Во всем видите только грязь и подлость, министр. А я люблю этого мальчика, он мой ученик, и я не позволю, чтобы из-за дурных суеверий его тихонько придушили подушкой!
Чанг усмехнулся едва заметно:
- Я буду только рад ошибиться, оценивая ваши побуждения, Хранитель. Но и вы заблуждаетесь: поверьте, я искренне заинтересован в благополучии его высочества. Как ради его матери, так и ради империи. Он гарантия бескровного перехода власти после смерти короля. Не будет принца - ждите гражданской войны между лордами, а с новым оружием она слишком дорого обойдется, да и соседи не упустят удобный случай.
Лерик побледнел:
- Вы говорите так, словно…
Министр жестко ответил:
- Король - Тварь. Его деяния губят империю, вне зависимости от предсказаний, воли Творца и предстоящей последней битвы. Здесь и сейчас он опасен в своем безумии. И я приму надлежащие меры, даже если по-вашему это ересь. Но принц пока еще - ребенок, способный стать в будущем великим королем. Реймон считает, что пробуждение Ареда - сложный, многоступенчатый ритуал. И если мы помешаем этому ритуалу свершиться, то Проклятый не проснется.
- И вы верите, что пес Хейнара довольствуется простыми предосторожностями?! Гораздо проще убить.
- Это он мог сделать и раньше, без вашего участия. Дознаватели служат справедливости, а справедливость не позволяет карать невиновных. Если есть хоть какой-то шанс избавить мальчика от родового проклятья, мы сохраним ему жизнь. Хотите спасти своего ученика? Растолкуйте книгу. Сейчас мы мечемся в темноте, и страх убьет вашего подопечного куда вернее, чем истина, пусть даже самая печальная.
Лерик молчал, долго, Чанг не прерывал его размышлений, они оба смотрели, как Арлан, достраивает шалаш, поправляет крышу, ветер доносил довольное мурлыканье, мальчик напевал песенку.
- А если окажется, что дознаватель прав?
Теперь настала очередь молчать Чанга, хотя этот самый вопрос он задавал себе снова и снова, и каждый раз приходил к одному и тому же ответу:
- Тогда это произойдет быстро и безболезненно. И вы будете знать, что сделали все возможное.
Принц, закончив игру, быстрыми гребками умелого пловца пересек гладь пруда и вышел на берег, отфыркиваясь. Министр склонился в поклоне перед мокрым обнаженным мальчиком, Лерик торопливо подал полотенце. С золотых волос полуэльфа стекала вода, на щеках горел румянец, под ногтями темнела грязь, а с обгоревшего носа слезала кожа. Хранитель помогал ученику вытереться, подавал одежду, глядя поверх головы мальчика в глаза министру. Чанг не отводил взгляда, и в светло-зеленых, выцветших глазах Хранитель читал искреннее сожаление, и понимал, что слова - это всего лишь слова, а на самом деле Арлан приговорен, и уже нет разницы, что он вычитает в пыльном трактате, Тварь ли король, спит ли в маленьком принце чудовище. И знал так же, что не посмеет отказаться.
***
Возвращение в столицу запланировали на утро. Мебель и утварь перевозили обратно уже всю неделю, комнаты опустели, осталась только кровати, да прихрамывающие кресла и столы, помнившие еще Амальдию. Король не желал ни тратить деньги на меблировку летнего дворца, ни мириться с неудобствами даже несколько недель, потому каждый раз путешествовал с таким обозом, словно собирался провести за городом не три-четыре недели, а всю оставшуюся жизнь. И только в покоях королевы все оставалось неизменным - Саломэ любила старинную мебель, вытертую, усталую, скрипящую тихонько, теплую под ладонью. От модной нынче позолоты и ярко-красной кожи у нее болела голова. Но покои принца каждый раз обставляли заново, и сейчас в огромной спальне стояла только кровать под балдахином.
Ночь выдалась душная, ждали грозу, на небе сгустились тучи, зависли в тягучем молчании, но так и не дождались - на пыльную землю не упало ни капли. Арлан спал беспокойно - жарко, влажная простыня липла к коже, одеяло он скинул на пол, но все равно крутился на кровати, не мог ни толком заснуть, ни полностью проснуться, и задыхался в липком беспамятстве. Сон ускользал, оставляя смутные очертания белоснежных стен, ажурных башен и массивных колонн. Он стоял на верхней ступени лестницы, а она рассыпалась под его ногами мелким серым прахом, ступень за ступенью, пока, наконец, не растаяла последняя, и он повис в пустоте, совершенной, бесконечной, содержащей только его одного. Не было ни страха, ни боли, ни тревоги, он ждал, сам не зная чего, и внезапно из пустоты соткалась фигура его отца. Мальчик протянул к нему руки, их пальцы соприкоснулись, он услышал: "пора". Раздался мерный протяжный удар гонга, король вспыхнул золотым ореолом: золотая волна прошла по нему с головы до ног и перекинулась на Арлана. Он плыл в теплом золоте, вдыхал его, чувствовал сладкий, бодрящий вкус во рту, звенящее напряжение в руках и ногах, а Элиан таял золотистой дымкой, становясь все прозрачнее, пока не исчез без следа.
Арлан проснулся. Он чувствовал себя бодрым и полным сил. Похоже, ночью все-таки разразилась гроза - в комнате пахло свежестью и дождем. Сон забылся. Мальчик потянулся, откинул простынь и замер. Что-то было не так, неправильно, настолько неверно, что он даже не мог понять, в чем же дело. Но он не успел подумать об этом - за дверью раздался шум, люди бегали туда сюда по коридору, то и дело хлопали двери, кто-то кричал, но принц не мог разобраться слов.
