Пол Андерсон - Дахут, дочь короля
— С чем я столкнулся слишком поздно, так это с тем, что подозрения существуют. Они ошибочны, но не безосновательны. Я должен прекратить называть врагом всякого, кто их испытывает. Вместо этого я должен их рассеять. Я должен обнаружить правду под каждым малейшим сомнением. Но как? Я попросил вас придти, вас, трех галликен, на которых могу полностью положиться — придти и дать мне свой совет, оказать свою помощь. Ради вас же.
Он снова потерял самообладание.
— Что же нам делать? — спрашивал он.
— Этого мы и ждали, — сказала ему Бодилис. — Давай же сядем, и, наполнив кубки, успокоимся, насколько это возможно, и поразмыслим.
Так они и сделали. Затем наступила тишина. Наконец, Тамбилис робко спросила:
— Ты бы мог с ней поговорить, Граллон? Он поморщился.
— Я боюсь. Она будет так поражена, что я даже не смогу произнести вслух неправду, и — что она может, кроме как поклясться, что невинна? — Он помолчал. — Вам лучше удастся ее испытать. Войдите к ней в доверие, пока она не расскажет вам, не покажет, чем же она занималась.
— Я уже пыталась, дорогой. — Поникла головой Тамбилис.
— Она и впрямь отчуждена, — мягко сказала Бодилис. — Это непостижимо. Будучи ребенком она веровала честно. А теперь уходит, чтобы побыть наедине с богами и поискать у них милости — для тебя, для Иса?
— Мои способности не принесли пользы, чтобы это выяснить, — сказала Форсквилис. — Однако, есть люди, что могут следовать за человеком неузнанными.
Кулаки на коленях у Грациллония аж побелели.
— Ты одна всегда говорила жестоко… О, это было необходимо. Я и сам обдумывал, не послать ли за ней шпионов, хоть мне и претила эта мысль. Но кого? Грязных мелких негодяев из Рыбьего Хвоста? Они-то додумаются, как это сделать, то, чего не станет делать приличный человек. Я представляю, как они подглядывают в окно, когда она… раздевается ко сну… Как нам верить их сообщениям? Откуда им знать, что означает то, что бы они там мельком ни увидели?
Форсквилис кивнула.
— Да. Предположим, она танцевала перед Таранисом. Мужчинам этот обряд лицезреть запрещено. Либо, — на ум приходят и другие вероятные случаи. А она вполне может догадаться о наличии наблюдателей. У Дахут устрашающий дар волшебства. Плохо думать о том, что в отместку она, вероятно, даст себе волю.
— Но она никогда не причинит вреда тем, кого любит, кого любит, — возразила Тамбилис.
Грациллоний обнажил зубы.
— Достаточно будет, если она сделает шпиона слепым и беспомощным.
— Она всего лишь начинающая колдунья, — напомнила им Форсквилис. — Даже я не способна произнести такое заклинание. А пока…
— Что верно, то верно, это роковой шаг, — заявила Бодилис. — Но будем действовать с крайней осторожностью. Я знаю, как ты от этого страдаешь, Грациллоний, любимый. Но можешь потерпеть, пока мы нащупываем дорогу вперед. — Прежде, чем продолжить, она помолчала: — Во-первых, допустим, я приглашу ее и двух сестер отобедать. Повод можем придумать. Мы не станем ни к чему ее принуждать, просто предложим поддержку в связи с последними неприятностями между ее отцом и другом. Утешим и, да, внесем легкое оживление. Это вполне может рассеять ее страхи. И она своим чередом, возможно, откроет нам сердце.
Тамбилис просияла. Лицо Форсквилис по-прежнему было без выражения. Раздался стук.
— Что еще за чума? — Нахмурился Грациллоний.
Стук повторялся снова и снова, от сильной мужской руки. Тамбилис приподнялась, на лице была написана нерешительность. Грациллоний отмахнулся от нее и пошел отворять дверь.
Снаружи стоял Кинан в обмундировании охраны. Позади него стоял высокий белокурый мужчина в римской дорожной одежде. Легионер отдал честь.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Вы велели вас не беспокоить. Но у этого курьера письмо от преторианского префекта в Августе Треверорум. Я решил, что лучше отведу его прямо к вам.
Приезжий сделал штатский жест уважения.
— Квентий Флавий Сигон, сэр, к вашим услугам, — объявил он по-латыни. — Позвольте вручить вам повестку.
Грациллоний взял поданный ему запечатанный пакет.
— Меня вызывают в Треверорум? — медленно спросил он.
— Да, сэр. Лучше сразу. Подробности в письме. Позвольте выразить надежду, что для вас это не крайне затруднительно.
— Мне понадобится день-два на сборы.
— Сэр…
— Я префект и король Иса. У меня свои обязательства. Кинан, отведите Сигона к мажордому, пусть проследит, чтобы ему дали хорошую спальню и все, что потребуется.
Грациллоний вернулся к женам.
— Простите, — по-исански сказал он. — Но вы знали, что я этого ожидал, хотя и не так скоро.
Изредка он получал извещения от Руфиния. Галл добрался до Медиолана и принялся приближаться ко двору. На это уходило время, но он продвинулся до того, что получил краткую аудиенцию у Стилихона, помимо этого он стал близок множеству младших офицеров. Руфиний докладывал, что в настоящее время Стилихон был занят тем, чтобы получить советы и приготовления против Алариха, вестготского короля, тактика которого становилась все более угрожающей. Тем не менее, наполовину вандал, римлянин, оказалось, благосклонно отнесся к петиции Руфиния за Грациллония, и впечатление это усиливалось еще больше от разговоров с мелкими чиновниками. Вероятно, Стилихон намеревался отправить распоряжения на север, дабы все сделать быстро, сразу для всех.
Очевидно, так Стилихон и сделал.
Руфиний выражал надежду, — она сверкала в сардоничности его языка, — что благодаря этой директиве Грациллоний извлечет пользу из всех сомнений. Надежды же самого Грациллония не имели никакого отношения к здравому смыслу, когда он вертел конверт в руках.
Сразу же мелькнула мысль, что он будет отсутствовать больше месяца, и расследование касательно Дахут придется отложить до его возвращения. Хорошо. Может быть, тем временем, это ничтожное дельце разрешится само собой. Если же нет, что ж, в его отсутствие больше зла не случится.
IIIГвилвилис была на Бдении на Сене. Грациллонию стало от этого странно печально, несмотря на то, что накануне вечером он побывал у нее дома. Она не осмелилась на большее, чем поцелуй. Он был робким и соленым.
Суффетским представителям он произнес точно такую же короткую речь, как и раньше, когда собирался в отлучку: его влекла Необходимость, на горизонте ничего настоятельного не было, им следует заботиться об управлении Исом в соответствии с законом и обычаем, вернется же он тогда, когда будут приняты все требуемые меры. После он попросил их всех разойтись, остаться только галликенам. Его удивил Сорен, отреагировав:
— Мы все желаем вам блага, о король. Да будут с вами боги; — прежде чем его могучая фигура исчезла за дверью.
