Дж. Кинг - Сердце полуночи
Никто кроме бледного клерка за стойкой.
– Мастер Люкас? – окликнул барда похожий на мышь писец. Его пронзительный голос пробился даже сквозь грохот шагов. – Мастер Люкас!
Люкас остановился шагов через семь, после того как он миновал рабочий столик клерка. Из ноздрей его вырвался сердитый порыв ветра, но на писца это не произвело впечатления.
– Мастер Люкас? – снова повторил он. Бард медленно повернулся к нему и проворчал:
– Это должно быть крайне важно, парень, не то…
Не чувствуя смертельной опасности, которая ему угрожала, клерк извлек из верхнего ящика стола обрывок бумаги и помахал им в воздухе.
– Вчера в полночь к нам заходил очень странный посетитель. Он продиктовал мне эту записку и просил передать ее вам.
– Нечего размахивать у меня под носом всякими бумажками! – рявкнул Люкас и, подойдя к конторке, выхватил записку из тонкой руки писца. Разворачивая смятый пергамент, он спросил:
– Что же это был за странный человек?
– Ну… – начал клерк, развалясь на стуле и делая значительное лицо. – Волосы у него были грязны и в беспорядке, словно он в хлеву со свиньями ночевал. Еще на нем был плащ, который по его фигуре был слишком короток и широк. Руки он прятал в складках плаща, а одно плечо его выглядело весьма подозрительно.
– Много же ты запомнил! – ухмыльнулся Люкас и прочитал:
Мастер Люкас!
Жертва принесена полностью. Навестите Ториса и посмотрите сами. Встретимся сегодня в таверне после наступления сумерек, Нужно отпраздновать это событие, прежде чем мы продолжим нашу охоту.
Люкас поднял глаза от измятого пергамента и задумчиво прищурился. Затем он сунул ее в карман и зашагал дальше.
***
Торис медленно поднимался из глубин сна. Он чувствовал себя ненамного лучше, чем настоящий покойник. Первым ощущением, проникшим в его затуманенное сознание, была пульсирующая тупая боль в груди. В конце концов он догадался, что это бьется его сердце. Потом он почувствовал страшную боль в легких, которая с каждым вздохом то вспыхивала, то потухала. Глаза не открывались словно залепленные глиной. Волна непреодолимой слабости распространилась по всему его телу, и он почувствовал, как болезненные ощущения в других местах сливаются в одну большую, непереносимую и мучительную БОЛЬ!
Боль…
Болели конечности, и это было хорошо, потому что никак иначе он не мог их чувствовать. Торис пожалел даже, что Казимир не прикончил его сразу. Единственное, на что он надеялся, что сумеет снова заснуть или потерять сознание.
Но ему мешали голоса. Вся комната гремела голосами, и самый тихий шепот проникал в его уши словно горный обвал.
"Кто бы это мог здесь разговаривать?” – задумался он.
Более высокий и нежный голос несомненно принадлежал Юлианне. Второй голос был мужским, он звучал ровно, гладко, уверенно, словно этим голосом пользовались на протяжении не одной человеческой жизни. Все же Торис не сразу сумел опознать, кому принадлежит этот мягкий, бархатистый баритон. Потом он понял и похолодел.
Это бьл Казимир.
Воспоминания о том, что произошло этой ночью, отчетливо всплыли в памяти. Он попытался шевельнуть рукой, попытался сесть, однако тело не слушалось его. Как Topиc ни старался, как ни скрипел зубами о” нечеловеческого напряжения – все было напрасно. Подкатившая к горлу тошнота заставила его лежать неподвижно. И слушать.
– Я не сомневаюсь, – донесся голос Казимира, – что сегодняшняя ночь заставит твои глаза открыться.
– Я вовсе не слепа, – холодно откликнулась Юлианна.
– Не слепа, а обманута его театральными приемами и уловками, – донесся
Мягкий голос. – Хорошо, я устрою вашу с Казимиром встречу сегодняшней ночью, но предупреждаю зрелище может прийтись вам очень не по нраву.
Острая боль пронизала тело Ториса. Мягкий бархатный голос принадлежал не Казимиру, а Геркону Люкасу.
– Где он? – настойчиво спросила Юлианна.
– Мы отправимся на охоту, вы и я.
Торис снова предпринял попытку сесть, и его руки, по-видимому, слегка дрогнули, так как Юлианна сказала:
– Он очнулся. Теперь вам лучше уйти. Торис решительно стиснул зубы, но тело отказывалось служить ему.
– Я уйду, – сказал Люкас, – но только, если вы пообещаете встретиться со мной сегодня вечером.
– Хорошо, – теряя терпение, отозвалась Юлианна.
Ториса затрясло сильнее, и Юлианна нежно прикоснулась к нему руками.
– Торис, дорогой, лежи спокойно. Ты обязательно поправишься.
Он с трудом раскрыл глаза, слипшиеся от засохшей крови. Юлианна сидела на кровати рядом с ним, и в ее изумрудных глазах светились сострадание и тревога. Когда она наклонилась над Торисом, чтобы проверить наложенные шины и бинты, входная дверь негромко хлопнула. Жрец посмотрел на девушку своими опухшими глазами и прохрипел:
– Он… ушел?
На губах Юлианны появилась печальная улыбка. Губы у нее были такими же алыми как и платье.
– Да, он ушел.
– Ты должна бежать.
– Шш-ш-ш! – успокоила его Юлиан-на, ласково касаясь его плеч.
Торис раскрыл глаза еще шире и произнес настолько разборчиво, насколько позволяла ему боль:
– Послушай меня, Юлианна… Ты должна… бежать из этого проклятого места.
– Нет, – ответила Юлианна, и глаза ее наполнились печалью. – Я не отходила от тебя с тех пор, как ночью к тебе забрался вор. Я не оставлю тебя.
– Юлианна… ты должна, – взмолился Торис, безуспешно пытаясь протянуть к ней закованные в лубки руки. – Ты в опасности.
Юлианна нахмурилась.
– Ты знаешь, что случилось с Казимиром? Вот уже три дня, как он ушел, а теперь еще этот вор…
Торис почувствовал в ногах такую сильную боль, что глаза его сами собой закрылись.
– Не беспокойся, – утешала его Юлианна. – Теперь у нас есть чем защищаться, – я подобрала кинжал и спрятала его в ящик. К тому же Геркон Люкас пообещал поставить в коридоре стражника.
С трудом открыв глаза, Торис прошептал:
– Насколько… серьезно я ранен?
Юлианна посмотрела в его мутные глаза и прикусила нижнюю губу. Погладив его по спутанным волосам, она сказала:
– Ты должен спать, Торис.
– Как сильно я ранен? – настаивал Торис.
От напряжения у него даже заболело горло, хотя слова свои он произнес едва слышным шепотом.
Девушка вздохнула и решительно сжала губы.
– Ноги и руки у тебя раздроблены. Здешний цирюльник считает, что сломано несколько ребер. Да и все лицо у тебя в синяках.
Торис отвел глаза. Некоторое время его слезящиеся глаза беспомощно шарили по потолку. Потом он тихо пробормотал:
– Ты должна ехать без меня.
– О чем ты говоришь?! – воскликнула Юлианна, впившись взглядом в его лицо.
