Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов
Он говорил правду, но Эвина вряд ли это осознавала. Или такая правда ничуть не казалась ей ужасной.
– Или спроси у него. – Иакин Кавалено повернулся ко мне. – Да, спроси у него! Может быть, он ответит, если, конечно, демон еще не успел убить в нем человека!
Взгляд эрриты Фьерде мучительно вздрогнул и тут же вспыхнул, обжигая мое лицо невероятной смесью удивления и счастья.
– Вы… В вас находится ийани?
Что я мог ответить? Только признать:
– Да.
Она бросилась ко мне, упала на колени и начала покрывать поцелуями мои пальцы, так пока и не расставшиеся с рукоятями ножей.
– Эррита…
– Молчите! – Благороднейшая из благородных подняла лицо, мокрое от пролившихся слез и одновременно сияющее, будто каждая капля соленой влаги на щеках обернулась драгоценным камнем. – Молчите, прошу вас… Не надо слов. Сейчас – не надо.
Я должен был бы поднять ее. Или оттолкнуть. Или благосклонно принять жертву. Путей, ведущих вперед, было много, только право выбора мне больше не принадлежало. Вместе с Эвиной Фьерде передо мной склонилась вся Катрала. Но вся шутка состояла в том, что меня здесь не было.
Клетка, в которой бесновался демон, отняла все, чем я владел, все, что составляло меня. Чувства, мысли, воспоминания… Я сам вырвал их из своей сущности, стремясь победить.
Что ж, Ханнер Мори со-Веента победил. Правда, ценой собственной жизни. Ценой самого себя. А кто остался?
Человек. Просто человек, получивший исполнение желания.
Пустое место. И пожалуй, было бы справедливо, если бы его занял демон.
Я чувствую себя мертвецом. Нет ничего позади и нет ничего впереди: прошлого не осталось, все ушло на строительство темницы для демона, а будущее… Его кто-то будет придумывать за меня, потому что мне самому оно не нужно.
Будущее, многократно нарисованное моим воображением, сбылось, да так, что даже фантазия признала свое поражение перед реальностью. А дальше я не загадывал. Не планировал. Не представлял. Наверное, надо было. Наверное, если бы у меня в запасе оставалось хоть немного сумасшедших картинок грядущих дней, все стало бы намного проще. Впрочем…
Есть те, кто всегда готов придумать мое будущее. Будущее наполовину человека, наполовину демона.
– Я уже не смела просить… – шептала благороднейшая из благородных костяшкам моих пальцев. – Я не смела даже думать, что наши боги вернутся. И они выбрали лучшее из возможных воплощений…
Она последний раз подарила поцелуй моим рукам, поднялась и повернулась к людям, во все глаза глядящим на свою предводительницу.
– Эта ночь будет вписана в историю Катралы как второе рождение города. Ночь, вернувшая нам нашего бога. Одного из многих. Мы пойдем за ним к славе и…
– Он же демон!
Это крикнул кто-то из задних рядов, но если хотел остаться неузнанным, то надеялся напрасно: слуги Эвины тут же поспешно расступились, желая и рассмотреть святотатца, и показать его нам.
Бледное лицо над черным мундиром. Знакомое. Я должен знать этого человека, но никак не могу припомнить, где и зачем мы встречались. Нетвердо стоящий на ногах, словно изможденный совсем недавно преодоленным недугом, но не потерявший присутствия духа. А во взгляде светится отчаяние. Шальное. Безумное.
– Он демон!
– Да, – спокойно подтвердила благороднейшая из благородных. – Он преемник прежних богов и наш нынешний бог.
– Он демон…
– Этот город обязан ийани своим рождением и процветанием. Для нас нет счастья больше, чем служить нашим богам.
– Вы говорите за всех? За каждого из тех, кто стоит здесь? За каждого, кто сейчас в своей постели мучается бессонницей?
– Я говорю за всех. Но если ты спросишь… Спроси у них сам.
Молодой человек качнулся из стороны в сторону еще сильнее, чем раньше.
– Вы… Вы все тут… Вы сошли с ума!
– А мне думается, безумен только один из нас.
– Вы не понимаете…
– Не мешай. Нас ждет много дел, – сказала Эвина, вновь поворачиваясь ко мне. – Каково будет ваше первое повеление?
Я молчал, глядя в сливовую глубину влюбленных глаз. Даже тогда, в то нелепое, но прекрасное утро, она не смотрела на меня так.
В то утро…
Часть воспоминаний все еще оставалась со мной, но это открытие не радовало. По одной простой причине: меня самого в них по-прежнему не чувствовалось. Какая-то цель и послушное следование приказам – вот что услужливо сохранила память. Наверное, поручение было важным, другое я не стал бы выполнять. Но кому оно понадобилось? Не мне уж точно.
– Ваше первое повеление? – повторила Эвина, настойчиво вглядываясь в мое лицо.
– Опомнитесь, люди! – вновь взорвался криком человек в черном мундире. – Это же демон! Ему нет никакого дела до вас и ваших жизней! Если он велит вам умереть, вы что, послушаетесь?
Благороднейшая из благородных недовольно скривилась:
– Угомоните его.
У эрриты Фьерде были хорошие слуги. Расторопные, умелые. Но отчаянный обличитель прошел сквозь их ряды, как нож через подтаявшее масло, в мгновение ока оказавшись рядом с нами.
– Демоны заслуживают только одного! – выкрикнул он, срывая голос. – Смерти!
В руках молодого бальгерито сверкнули клинки. Не менее длинные, чем те, что до сих пор держал я, только прямые, а не изогнутые. И недвусмысленный вызов предназначался… Мне. Потому что ни в ком из окружающих меня людей черномундирник не видел достойного противника.
Противника?
Ну наконец-то!
Я шагнул вбок, потом вперед, огибая Эвину и оставляя ее позади себя. Не для защиты, о нет. Чтобы не мешала. Не путалась под ногами. Сражение – это хорошо. Это просто и понятно. Особенно когда твою спину прикрывает…
Следующий шаг так и не состоялся. Вместо дальнейшего движения тело оцепенело. Вместо азарта сражения пришел страх.
Как можно было забыть? Я же собственноручно посадил своего замечательного помощника в клетку! Что теперь? Сражаться одному? Но тело, едва сдвинувшееся с места, вдруг оказалось ужасающе неповоротливым.
Я не справлюсь с этим безумцем. Один не справлюсь. Мне нужна помощь, с какой бы стороны она ни пришла. Я не хочу открывать клетку настежь, но, может быть, где-то между прутьями найдется достаточный промежуток, чтобы просунуть руку? Чтобы коснуться друг друга хотя бы кончиками пальцев?..
* * *Его хватка не успела ослабеть за время недолгого заточения. Скорее, окрепла еще больше. Окрепла так, что ее с лихвой хватило для разрушения.
Он дернул меня к себе, дернул с неимоверной силой или ненавистью, неважно. Я впечатался всем растерянным сознанием в стены, которые сам же и возводил. Смял, раздавил, расплющил, выбил прутья из креплений, открыл… Нет, не так. Освободил. Освободил ему путь.
