Дэвид Эддингс - Последняя игра
Там, где всегда было два пути, теперь остался только один.
А потом, сначала слабо, а затем все сильнее, стал дуть ветер, унося гнилостное зловоние Города Ночи, а выглянувшие звезды засверкали, как драгоценные камни на бархате ночи. И когда снова появился свет, Гарион стоял, обессиленный, над телом бога, которого он только что убил. В руке у него все еще полыхал голубым пламенем меч, а Око торжествовало в глубинах его разума. Он смутно понимал, что в тот страшный момент, когда пропал весь свет, они с Тораком обрели свой прежний облик, но Гарион слишком устал, чтобы удивляться этому.
Неподалеку от разбитой гробницы появился Белгарат, дрожащий и потрясенный.
В руке он крепко сжимал разорванную цепочку своего медальона. На секунду он остановился, чтобы посмотреть на поверженного бога.
В руинах все еще свистел ветер, а где-то далеко в ночи гончие Торака выли унылую погребальную песнь своему поверженному господину.
Белгарат расправил плечи, а потом жестом, напоминающим тот, который в момент смерти сделал Торак, простер свои руки к небу.
– Повелитель! – крикнул он громогласно. – Свершилось!
Глава 24
Все окончилось, но в своей победе Гарион чувствовал привкус горечи.
Человеку нелегко убивать бога, каким бы коварным и злым он ни был. И поэтому Белгарион Райвенский с грустью стоял над телом своего врага, в то время как ветер, дыша слабым запахом приближавшегося рассвета, омывал покрытые плесенью руины Города Ночи.
– Сожалеешь, Гарион? – тихо спросил Белгарат, положив руку на плечо своего внука.
– Нет, дедушка, – вздохнув, ответил Гарион. – Полагаю, что нет. Это нужно было сделать, разве не так?
Белгарат мрачно кивнул.
– Но он был таким одиноким. Я отнял у него все, перед тем как убить. Мне нечем гордиться.
– Как ты говоришь, это и нужно было сделать. Только так ты мог сокрушить его.
– Хотел бы я оставить ему хоть что-нибудь Со стороны разрушенной железной башни появилась маленькая скорбная процессия. Тетя Пол, Силк и Се'Недра несли тело кузнеца Дерника, а рядом с ними грустно шел Миссия.
Почти невыносимое горе обрушилось на Гариона. Дерник, его самый старый друг, погиб во время того огромного внутреннего переворота, который свершался в душе Гариона перед его схваткой с Тораком, и Гарион даже не мог оплакать его.
– Как ты понимаешь, это было необходимо, – грустно сказал Белгарат.
– Почему? Почему Дерник должен был умереть, дедушка? – Голос Гариона срывался от отчаяния, а в глазах его стояли слезы.
– Потому что его смерть дала твоей тете Пол силы сопротивляться Тораку. В Предначертании всегда было одно белое пятно – возможность того, что Пол уступит. А Торак нуждался в любви хотя бы одного человека. Это могло сделать его непобедимым.
– И что бы случилось, если бы она пошла к нему?
– Ты проиграл бы битву. Вот почему Дерник должен был умереть. – Старик грустно вздохнул. – Хотел бы я, чтобы все случилось по-другому, но этого нельзя было избежать.
Тело Дерника вынесли из разрушенной гробницы и осторожно положили на землю. Печальная Се'Недра присоединилась к Белгарату и Гариону. Не произнося ни слова, хрупкая девушка вложила свою руку в руку Гариона, и теперь все трое тихо стояли, наблюдая, как тетя Пол, уже без слез, нежно уложила руки Дерника по бокам и потом накрыла его своим плащом. Затем Полгара села на землю, взяла в ладони его голову, почти рассеянно погладила волосы и в немой печали склонилась над ним.
– Не могу, – всхлипнула Се'Недра и, уткнувшись в плечо Гариона, разрыдалась.
И вот там, где раньше была одна тьма, возник свет. Гарион увидел, как рваную тучу пронзил луч сверкающего голубого света. И когда этот луч достиг земли, все руины, казалось, начали купаться в его ярком сиянии. И к этому лучу, который подобно огромной, раскаленной добела колонне простерся к земле с ночного неба, присоединились другие лучи – красного, желтого, зеленого и других оттенков, которые Гарион не смог бы даже назвать. Подобно радуге при грозовой туче, огромные столпы света выстроились в ряд у распростертого тела Торака. И Гарион, еще неясно, ощутил, что в центре каждого стоит сверкающая фигура. Это вернулись боги, чтобы скорбеть по ушедшему брату. Гарион узнал Олдура, а потом и остальных. Мара еще плакал, а Исса с погасшими глазами, казалось, извивался подобно змее в сияющем столпе бледно-зеленого света. Лицо Недры было хитрым, а Чолдана – гордым. Белокурый Белар, бог олорнов, выглядел как дерзкий плут, хотя лицо его, так же как и лица его братьев, было скорбным из-за смерти Торака.
Боги вернулись на землю, озаренные светом и сопровождаемые чудесной музыкой.
Мертвенный воздух Ктол Мишрака внезапно ожил, потому что каждый столп света издавал свою ноту, и эти ноты слились в такой мелодичной гармонии, что она, казалось, отвечала на все когда-либо заданные вопросы.
И наконец, как бы присоединяясь в другим, с неба медленно опустился ослепительно белый столп света, в центре которого стоял облаченный в белые одежды Ал, странный бог, которого Гарион видел однажды в Пролге.
Фигура Олдура, все еще охваченная сияющим голубым ореолом, подошла к древнему богу алгосов.
– Отец, – с грустью сказал Олдур, – наш брат, твой сын Торак, убит.
Ослепительно белая фигура Ала, отца других богов, подошла по усыпанной обломками земле к безмолвному телу Торака.
– Я сделал все, чтобы убедить тебя уйти с этого пути, сын мой, – мягко сказал он, и единственная слеза стекла по его щеке. Затем он повернулся к Олдуру. – Подыми тело брата своего, сын мой, и помести его в какое-нибудь более подходящее место. Мне больно смотреть, что он лежит так низко, на земле.
Олдур и присоединившиеся к нему братья подняли тело Торака и положили его на огромную каменную плиту, лежащую среди древних руин, а затем, встав вокруг этого ложа, стали оплакивать кончину бога-Дракона энгараков.
Как всегда, бесстрашно, и, казалось, даже, не понимая, что светящиеся существа, которые сошли с небес, не люди, Миссия совершенно спокойно подошел к сверкающей фигуре Ала. Он протянул свою маленькую руку и настойчиво начал теребить одеяние бога.
– Отец, – сказал он. Ал посмотрел вниз.
– Отец, – повторил Миссия, вероятно, запомнив слово, сказанное Олдуром, который тем самым раскрыл тайну, кем в действительности был бог алгосов. – Отец, – снова сказал малыш. Затем повернулся и показал на неподвижное тело Дерника. – Миссия! – Каким то странным образом это звучало скорее как приказ, чем просьба.
Лицо Ала стало строгим.
– Это невозможно, дитя, – ответил он.
– Отец, – настаивал малыш. – Миссия. Ал вопросительно посмотрел на Гариона, и в этом взгляде читалась неуверенность.
