Элизабет Хэйдон - Элегия погибшей звезды
Благодаря везению и быстроте реакции Малик успел упасть в снег и откатиться влево. Он разбил лицо и колено, но не попал под рухнувший на землю третий фургон, в отличие от своих дружков, которые мгновение назад потягивали эль рядом с ним.
Кровь пульсировала в ушах Малика, он в царившей вокруг чудовищной неразберихе пытался понять, что происходит и почему приятная тихая ночь с кружкой эля в руках превратилась в кошмар. Он решил, что, видимо, на них налетела свирепая зимняя буря и невероятной силы ветер подхватывает и переворачивает фургоны.
Он попытался подняться на ноги и при этом не дать выпитому элю вырваться из желудка. Когда ему это удалось, Малику показалось, что он видит тень, метнувшуюся к очередному фургону, из которого с испуганными криками выскакивали уроды и путники, присоединившиеся к их каравану. В неверном свете разбитой бочки Малику показалось, что это огромный человек, которого пляшущие тени превратили в великана.
Крыша следующего фургона разлетелась на части, крики ужаса, раздавшиеся со всех сторон, стали громче.
На сей раз Малик отчетливо увидел верхнюю часть торса и две руки, которые в ярости обрушились на повозку. Тень подхватила фургон, злобно встряхнула его, и его обитатели вывалились в снег, в панике глядя на поднимающийся в воздух фургон. Еще одно биение сердца — и повозка рухнула им на головы.
В затухающем свете, который отбрасывали разлетавшиеся поленья, Малик наконец разглядел весь силуэт. Ему вдруг показалось, что это один из его монстров, поскольку подобные вещи случались и раньше — некоторые обитатели цирка обладали немалой силой. Но когда гигантская тень метнулась к фургону хозяина балагана, Малик понял, что ему никогда не доводилось видеть это существо, ибо оно не могло быть человеком.
Великан упрямо продвигался к фургону хозяина.
— Стреляйте в него! — хрипло закричал Малик, обращаясь к служителям, которые стояли на страже, пока все остальные пили вместе с горбуном.
Служители дрожащими руками навели на цель свои арбалеты, поскольку имели возможность лучше разглядеть происходящее. Судя по их лицам, искаженным судорогой страха, на цирк напало нечто чудовищное. Однако крик Малика помог служителям прийти в себя, и они начали стрелять. Одна стрела ушла в сторону, но три других попали в цель — движущаяся мишень была огромной.
Стрелы отскочили от напавшего на цирк монстра или сломались, словно ударились в каменную стену.
— Еще! — закричал Малик, но двое арбалетчиков бросили оружие в снег и обратились в бегство.
Третий застыл на месте, и лишь один из служителей сохранил мужество и выстрелил еще раз. Между тем великан подскочил к арбалетчикам и обрушил на застывшего служителя сжатые вместе руки.
Среди треска ломающихся костей, бульканья крови и предсмертных хрипов послышался негромкий металлический щелчок.
Статуя выпрямилась, схватилась за ухо и на миг застыла на месте.
Малик воспользовался предоставленной передышкой.
— Бегите! — крикнул он людям, ошеломленно наблюдавшим за происходящим. Он отчаянно замахал руками и принялся озираться. — Салли! Салли, дорогая! Салли, где ты?
— Я здесь, Малик, — ответил тихий испуганный голос, и на пороге одного из уцелевших фургонов появилась Утконожка Салли, пытавшаяся выбраться наружу вместе с остальными.
Услышав ее голос, великан повернулся и обратил к ней, как теперь разглядел Малик, слепые глаза.
Затем он двинулся на звук ее голоса.
Малик находился между ними и сразу же разгадал намерения чудовища.
— Беги, Салли! — закричал он, вставая на пути монстра и поднимая с земли сломанный шест. — Он идет к тебе! Беги!
Великан отбросил его в сторону, словно сухой осенний листок, и Малик рухнул в снег; глухой удар сопровождался хрустом ломающихся костей.
Утконожка Салли и сгрудившиеся вокруг нее уцелевшие уроды завопили от ужаса. Их крики еще сильнее разъярили великана, он ускорил шаг, а его движения стали еще более угрожающими. После короткой возни у порога фургона один из уродов, откликавшийся на имя Человек-Медведь, подхватил Салли и перебросил ее через перила фургона вниз, прямо к ногам приближающейся статуи.
Она с визгом упала на землю, затем подняла взгляд и увидела каменные белки глаз, однако ей удалось также разглядеть голубую радужную оболочку, покрытую туманной пленкой. Эти невероятные глаза пристально смотрели на нее.
Задыхаясь от страха и хлынувших слез, Утконожка Салли неловко отскочила назад, путаясь в своих многочисленных юбках и фартуках. Она принялась едва слышно бормотать с детства оставшиеся в ее памяти молитвы, смысл которых давно забыла.
Великан продолжал молча наблюдать за ней. Салли начала отчаянно рыдать, и он медленно опустился перед ней на колени, не обращая внимания на стрелы, отскакивавшие от его боков и спины.
Одна из его огромных рук сжалась в кулак, и изо рта Салли и других уродов, все еще находившихся в фургоне, вырвался стон ужаса.
А потом среди развалин цирка наступила тишина, которую нарушало лишь потрескивание огня в нескольких все еще горевших бочках и тихие стоны умирающих.
Великан протянул руку и медленно провел каменными костяшками по щеке замершей от неизбывного страха женщины; грубая поверхность слегка поцарапала ей лицо, но ему удалось остановить поток слез, бежавший по ее щекам.
Именно так она всегда утешала Фарона.
Но в глазах напуганной до смерти женщины не возникло понимания.
Из дальнего фургона наконец появился хозяин цирка, который пытался заправить ночную рубашку в штаны, из-за его спины высовывалась женщина с двумя «штучками».
— Что здесь происходит? — недовольно закричал хозяин пьяным голосом.
И вновь поднялся жуткий крик, Утконожка Салли кричала вместе со всеми.
Голова статуи повернулась.
На мгновение Фароном овладело ощущение, которого он больше не испытывал с тех пор, как оказался в теле из Живого Камня. Его охватила печаль.
«Она меня не помнит», — подумал он.
В этом было что-то бесконечно трагическое — без Салли и ее доброты в мире не останется никого, кто бы знал его таким, какой он есть.
Кто любил бы его таким.
Он приложил свободную руку к уху, к тому месту, где удачный выстрел отколол кусочек его плоти. Он не испытывал боли, лишь ощущал, как поврежденный участок высыхает, словно камень перестал быть живым.
Неожиданно зов усилился, песня диска стала громче.
Он вскинул голову, но отвратительный шум, до этого только заглушавший зов, перекрыл его окончательно, не давая найти сокровище.
Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от шума, но это не помогло.
И самый громкий источник звука находился совсем рядом.
