Татьяна Устименко - Звезда моей любви
– В том мире, для которого я умерла, меня называли Сатари. Но здесь я родилась заново. Мое новое имя – Шалкааш, что означает «песчаная река». Иди за мной, ученица.
Шалкааш подчеркнуто не обращала на лайил никакого внимания, словно та была неодушевленным предметом. Но языкастая воительница тоже не осталась в долгу и, пригнувшись, ехидно прошептала мне на ухо:
– Ну и имечко у нее – полный отпад! Я бы на ее месте оставила старое… Но кому что нравится, конечно, я встречала и не таких извращенок.
Я заметила, как оскорбленно напряглась на мгновение спина шедшей впереди нас женщины, и предостерегающе сжала локоть своей болтливой подруги, желая избежать ненужного инцидента. К счастью, жрица оказалась выше таких мелочей и ничем не проявила своего неудовольствия, хотя, без сомнения, в душе затаила на нас злобу.
Шалкааш долго вела нас по длинному тоннелю. Под нашими ногами мягко шуршал все тот же песок, а царящий в убежище полумрак немного рассеивался светом от факелов, укрепленных на стене через каждые двадцать шагов. Ход закончился узкой деревянной дверью, над которой зачем-то поместили небольшой медный колокол. Когда жрица отворила входную створку, колокол протяжно загудел и замолчал только после того, как дверь захлопнулась. Мы с Ребеккой остановились на пороге, изумленно оглядываясь по сторонам.
Мы очутились в огромном зале, стены которого сверху донизу покрывали надписи на неизвестном языке, а потолок поддерживали двенадцать витых колонн. Подле каждой из них стояла пара невысоких плетеных кресел, при этом расположены они были так, что сидящие в них люди никак не могли видеть друг друга. Сейчас в креслах никого не было, зато в проходах между колоннами выстроились восемнадцать женщин, все в скромных одеждах одинакового бурого цвета и с покрывалами на головах. Они стояли не шелохнувшись. Шалкааш, степенно вышагивая, прошла мимо каждой из них, а потом, не издав ни звука, вернулась обратно.
– Говорю я, Шалкааш, слушайте мои слова! – В мертвой тишине зала речь хайдари звучала невероятно торжественно и даже жутко. – Это Йона, ученица гильдии Чародеев. Она согласилась пройти испытание, необходимое для того, чтобы песок позволил нам открыть ей сокровенное знание. Кеелмин, я вручаю ее твоему попечению. Укажи гостье ее комнату, а после приводи к ужину. Я закончила.
– Спасибо, госпожа. – Я решила вести себя предельно вежливо и поэтому поклонилась жрице, но тут же уловила волну удивления и страха, исходящую от женщин.
– Я просто скромная жрица моей всемилостивейшей богини, – ровным, ничего не выражающим голосом поправила меня Шалкааш. – Правом называться госпожой обладает лишь богиня. А гордыня – это грех, недопустимый для дочерей песка.
– Прошу прощения, – еще раз поклонилась я. – Я лишь хотела просить тебя разместить нас с подругой в одной комнате, так нам будет гораздо удобнее.
На этот раз удивление, исходившее от хайдари, сменилось откровенным ужасом.
– Это недопустимо, – четко произнесла жрица. – Дружба противоречит сущности песка. Кеелмин, проводи гостью.
– Прошу следовать за мной. – От шеренги безликих женщин отделилась еще одна фигура и рукой указала нам на выход из зала.
Сопровождаемая хмурой Ребеккой, неприязненно зыркающей по сторонам, я вышла вслед за приставленной к нам хайдари и тут же попала в небольшой темный коридор, по обе стороны которого тянулись многочисленные, совершенно одинаковые двери. Над каждой я разглядела маленький колокол. Кеелмин, не произнеся более ни слова, указала на две двери в конце коридора. Отведенные нам комнаты были расположены рядом, и я тут же поняла, что жрица проявила личную инициативу, ослушавшись полученного приказа. В моей груди плеснулась теплая волна благодарности.
– Спасибо, – тихонько прошептала я в спину удаляющейся женщине и по движению ее лопаток поняла, что меня услышали.
Предназначенные для нас комнаты выглядели абсолютно идентичными – низкая железная кровать, рядом на скамье миска с чистой водой для умывания, на стене – крючок для одежды. И ничего более. Келья, а не комната. Я присела на кровать и погрузилась в размышления, пытаясь постигнуть образ жизни этих хайдари, пока что остающийся для меня загадкой. С каждой минутой желание поскорее покинуть это странное место росло.
– Пришло время ужина. Следуйте за мной.
Предварительный звук колокола и неслышно возникшая в дверях Кеелмин оторвали меня от медитативного созерцания миски с водой. Мы с Ребеккой покорно отправились следом за жрицей.
Помещение, выполняющее функцию столовой, оказалось еще более мрачным, чем первый зал с колоннами. На стенах я увидела фразы на все том же незнакомом языке, но больше всего меня поразил тот факт, что во всем помещении не было никакой другой мебели, кроме установленного точно в центре широкого массивного стола с двумя длинными скамьями. С краю одной из скамеек мы и притулились, стараясь не производить лишнего шума, ибо скупая обстановка столовой действовала на нас угнетающе. Напротив меня села сама Шалкааш, и я тут же ощутила на себе ее тяжелый ненавидящий взгляд, которым она сверлила меня даже сквозь непроницаемое покрывало жрицы.
– Смотри, – вдруг шепнула Ребекка, пихая меня в бок. – Думаешь, почему мы не нашли наверху посуду? Она вся здесь…
И действительно, в столовой не наблюдалось недостатка в тарелках и ложках, а в центре столешницы красовалось большое блюдо, наполненное какой-то крайне неаппетитной бурой массой, отдаленно напоминающей рис. Шалкааш торжественно сняла с полочки крохотную склянку и капнула в тарелку каждой дочери песка по паре капель густой желтой жидкости. Я задумчиво наморщила лоб, пытаясь вспомнить нечто важное, недавно ставшее предметом наших бурных дискуссий с лайил и ниуэ… Но тут, как назло, меня отвлекла приступившая к трапезе Ребекка.
– Гадость! – недовольно буркнула она, попробовав неаппетитные на вид и явно недоваренные зерна. – Так виртуозно испортить жратву даже мне не под силу.
Хм… моя подруга никогда не отличалась чрезмерной тактичностью. Ничего не ответив, я положила рис себе в тарелку по примеру остальных хайдари и обратилась к главной жрице:
– Объясните мне, пожалуйста, что именно заставило вас всех покинуть здание в виде ромба, расположенное на поверхности?
По тому, как оцепенели все прочие женщины, присутствующие за столом, я поняла, что снова сказала что-то не то.
– Не стоит вспоминать об этом печальном событии, – спокойно ответила Шалкааш, но ее голос предательски дрогнул, выдавая с трудом подавляемую злость. – Дом хайдари здесь. Всегда был и всегда будет только здесь!
