Василий Жабник - Та сторона озера
«Ты совсем не похож на моих предыдущих супругов, — заключила Альбата. — Для них женитьба на мне была огромной честью, а безмятежная жизнь в Эксории оказывалась настоящим счастьем».
Боже мой, мысленно простонал Филипп, какая всё-таки ирония: с детства бредить встречей с какой-нибудь древней легендой, наконец нечаянно столкнуться с ней — и получить вместо билета в героический эпос путёвку на курорт с пожизненным пансионом!.. Мог ли я подумать, что сбывшийся сон окажется прозаичнее любой яви?..
— Моя жизнь и здесь не слишком-то тяжела, — пожал он плечами. — К тому же кроме безмятежности в ней полно и других хороших штук, которых у меня наверняка не будет в Эксории... — Он посмотрел Альбате прямо в глаза. — Я долгие годы мечтал о сказке, на которую я смогу променять постылую действительность — увы, твоя история оказалась совсем другой, не похожей на мои собственные, и она нравится мне куда меньше реального мира.
Он понурился, не выдержав её испытующего взгляда.
— Да, наш мир далёк от совершенства — но и Эксория, судя по твоему рассказу, неидеальна, причём её достоинства не перевешивают недостатков... В отличие от неё наш мир не стоит на месте, он развивается — и если раньше твоя страна по сравнению с ним и вправду могла показаться раем, то сейчас, сдаётся мне, она потянет только на санаторий, причём такой, в котором даже самых элементарных удобств нет... Как и любая фэнтезийная вселенная, твоя страна навеки застыла в прошлом, но ваша словесная магия не заменит мне достижений нашего научно-технического прогресса — а ничем кроме неё ты меня прельстить не можешь...
Филипп снова покосился на «сердце грифона». Неплохая игрушка, решил он.
— Короче говоря, у вас мне будет куда скучнее, чем здесь, поэтому я с тобой не пойду.
Он обессиленно замолчал. Альбата кивнула: «Кажется, я понимаю тебя. Мы тоже многого лишились, когда Создатель изгнал нас в Эксорию».
— Да, кое-что ты уловила, — согласился Филипп, слегка воспрянув духом. — Сама подумай: что́ есть в Эксории такого, ради чего я должен бросить мой родной мир? Это для тебя он — пустой и серый, а у меня тут столько всего! — Филипп начал оживлённо загибать пальцы: — Друзья, поклонницы, читатели; любимые книжки, пластинки, фильмы; компьютер, интернет, кофеварка, горячий душ — в общем, уйма больших и маленьких радостей, составляющих мою здешнюю жизнь, от которой ты предлагаешь мне оказаться. Но — ради чего? Ради вечного лета — при том, что я больше зиму люблю?..
«Ради меня», — просто сказала Альбата.
Не думаю, что ты сто́ишь целого мира, подумал Филипп, удивившись неуверенности этой мысли. Слова Альбаты опять сбили его с толку, и он начал злиться. Скорее бы она ушла, что ли, раздражённо пожелал он, пока у меня окончательно крыша не съехала...
— Ради тебя? Нет уж, спасибо! — Он постарался влить в свои интонации как можно больше жёлчи. — Я бы смирился с тем, что я не первый твой муж, хоть и это не по канонам жанра, но с тем, что я совершенно точно буду не последним, а всего лишь очередным, я не смирюсь никогда. И я не хочу видеть, как я старею, а ты остаёшься молодой... — Он замялся, но всё-таки спросил: — Или твои мужья до преклонных лет просто не доживают, избавляя тебя от неприятной необходимости нянчиться со стариком?
«Они умирают от возраста, но не от дряхлости, — объяснила Альбата. — Чары постоянства сохраняют им молодость до конца человеческого срока, хоть и не могут продлить его».
— Звучит заманчиво, — сардонически усмехнулся Филипп, — но всё же тебе и в этот раз придётся возвращаться одной.
Неожиданно Альбата улыбнулась: «Альбские женщины узнаю́т о своей непраздности в самый момент зачатия, и я говорю тебе, что уйду не одна, но с твоим сыном в моём чреве».
Филипп, плохо осмысливший услышанное, собрался было злобно пошутить насчёт алиментов, но придумал иной способ стереть улыбку с её лица:
— Слушай, а когда ты последний раз видела снег?
«Я идиот, — тотчас укорил он себя, — она же сейчас назовёт мне более-менее точное число лет, а я не хочу лишний раз осознавать, что она в сотни раз старше этого проклятого острова...» Но Альбата промолчала, и только в глазах её заблестели слёзы.
— Я всё-таки идиот, — искренне сказал Филипп, — да ещё и свинья. Я не достоин быть отцом твоего ребёнка. Прости меня, пожалуйста.
«Вы, люди, действительно глупы и жестоки, — не стала спорить Альбата, — но в этом, как ты наверняка догадываешься, есть и наша вина. Нам не хватило мастерства сделать вас другими».
— Вот поэтому вы должны нас холить и лелеять, а не уничтожать, — проворчал Филипп. — Творец должен нести ответственность за своё творение!
Он вспомнил о том, как когда-то сжёг черновики своего первого романа — недоношенного и неполноценного, такого беспомощного уродца даже друзьям показывать было стыдно. Этот опус, как все и последующие, на свет появился сразу в виде компьютерного файла, минуя рукописную стадию, но Филипп не стал распечатывать его, а переписал на трёхдюймовую дискету — тогда ещё были дискеты, — поводил по ней магнитом и затем расплавил её в небольшом костерке, разведённом специально для этой цели.
«Мой дед и многие другие согласились бы с тобой, — кивнула Альбата. Помолчала и добавила: — Я тоже, но я не могу ослушаться отца».
— Кстати, — Филипп ободряюще погладил её по волосам, — я перебил тебя, и ты не успела рассказать, что̀ именно он там замыслил против нас и как на это отреагировал ваш Создатель — если отреагировал, конечно же.
Альбата, помедлив, всё же возобновила своё повествование — а Филипп неотрывно смотрел на её лицо и понимал, что не в силах найти точные слова для его описания. Всё писательское мастерство Филиппа оказалось бессильным перед этой подлинной красотой. Потом, когда течение времени размоет, сгладит, исказит в памяти эти правильные и благородные черты, Филипп сможет подобрать к получившемуся воспоминанию какие-то поношенные выражения вроде карминовых губ, крылатых бровей и осенних глаз, — но сейчас он мог только глядеть на Альбату и слушать её мягкий, плавный голос.
«Так хорошо мне ни с кем не было — и почему-то кажется, что и не будет, — говорил сам себе Филипп. — Чепуха, — возражал он, — кроме секса и приятных бесед в моей здешней жизни на самом деле есть множество других достойных занятий, а чем я буду развлекаться в Эксории? Гулять с Альбатой по вечнозелёным лесам, взявшись за руки и распевая песни из обоих миров? Пересказывать её соплеменникам мои книжки? Ездить на охоту, нацепив “грифонье сердце” и интересуясь у единорогов, фениксов и мантикор, не будут ли они так любезны стать моей добычей? Интересно, а Шерлока мне разрешат взять?..»
