Наталия Мазова - Золотая Герань
Впоследствии она много раз пыталась отдать себе отчет в том, что случилось дальше. Но видимо, для того, чтобы назвать вещи своими именами, в ее языке не было каких-то самых важных слов…. В общем, он допил свой бокал – и взял в руки гитару.
(Господи!!! Зачем я все это пишу?! Я же прекрасно понимаю, что если и дальше буду продолжать в том же духе, то этот роман НИКОГДА не напечатают! Янтарные браслеты, «мы заберемся на небо»…. да я уже и так сказала столько лишнего, что текст может вытянуть только как можно скорейшее поимение героем героини! А, черт…. Напишу все, как было, потом посмотрим, сколько из этого удастся спасти….)
«Так вот для чего созданы его руки!» – отрешенно подумала Мара, глядя, как он касается струн. «Какая я была глупая, что не догадалась раньше!»
Тихий перебор, звенящий, как трава под ветром – но все, кто был в фойе, немедленно обернулись.
В небе звездные россыпи,
Тихий шепот в ночи….
Не голос – сияние серебра в полумраке…. Заслышав его, Генна немедленно поперхнулась «Лавандой» – и была далеко не единственной, с кем это произошло.
Пощади, пощади меня, Господи —
От любви отлучи, отлучи!
Шум медленно стих, только как отдельные шальные всплески на глади спокойного моря, взлетали удивленные реплики: «Кто это, что это?» Все взгляды потянулись к нему и к ней, а потом вслед за взглядами потянулись и люди….
А он словно не замечал этого, склонившись над гитарой и лишь изредка бросая на Мару тот самый ослепительный взор….
Наша сказка вечерняя
Завершает свой круг….
Отлучи, отлучи от мучения
Предстоящих разлук!
«Потрясающе….» – Мара уже была в каком-то трансе, сознание словно раздвоилось – эта молодая женщина с эффектным макияжем была уже не она, а принцесса из сказки, слушающая своего придворного барда с таким видом, будто петь ТАК – что-то вполне обыденное, хотя и несомненно прекрасное. А сама Мара парила где-то под потолком и почти с ужасом смотрела на…. на него – ибо тот, кто пел сейчас, так же отличался от ее Лазора, как вид через годы не мытое пыльное стекло отличается от того же вида, но в распахнутом настежь окне….
Когда он закончил, раздались аплодисменты – он чуть склонил голову, принимая восхищение публики как нечто привычное.
– Дайте-ка взглянуть…. – два парня в плащах с оранжево черными крестами, раздвигая публику, пробились к парочке. Мара узнала их – те самые ребята-каскадеры из клуба «Наследие», что в памятный день экскурсии театрально рубились на стенах Плескавской крепости с другими – в алых плащах и островерхих шлемах. «Интересно, кто из них Пауль?» – мимолетно подумала она, вспомнив разговор двух моряков.
– О, какая неожиданность – бродячий бард! Эй, певец, не споешь ли чего рыцарям для поднятия боевого духа?
– Рыцарям?! – маска отчасти скрыла выражение его лица, но взгляд в прорезях полыхнул таким огнем, что оба «крестоносца» на секунду пожалели, что вообще затеяли эту игру. – У вас хватает смелости называть себя рыцарями?!
– А ты нахал, парень, – слегка ошеломленно ответил один из каскадеров. – Редкостный нахал! Но уж больно классно поешь….
В ответ он усмехнулся еще более нагло, и Мара неожиданно осознала, насколько обманчива была его обычная мягкость – вот он настоящий, как бы его ни звали, человек из той породы, у которой по определению не бывает иных паспортов, кроме зеленых….
– Слушайте, и не говорите, что не слышали! – с этими словами он дважды ударил по струнам, словно в созывающий народ колокол. А затем его пальцы снова начали плести затейливую вязь непривычно волнующей мелодии…. Голос его взлетел над шумом и торопливыми шепотками, как птица – словно разверзлись небеса, и хлынул оттуда поток ослепительного света…
Живем без схваток и потерь —
Надежнее и легче,
И Ланселотов нет теперь,
И Дон Кихотов лечат.
Волшебный меч Эскалибур
Скрыл от людей король Артур —
Знал, видно, что не вечен….
….толпу разом будто выключили, как звук у телевизора.
Если первая песня, с простыми и понятными словами, была на грани допустимого, то ЭТО – далеко за ее пределами. Слушатели, потрясенные такой вспышкой прямо в лицо, в отчаянии прибегли к старому спасительному выходу, лихорадочно зашарив в памяти – господи, из какого же это фильма?…
Знал, что меж смыслом дел и слов
Поставит время стену,
Что слово «честь» пойдет на слом,
А лесть придет на смену,
И что любой простит себя
За все, и скажет: «Я лишь свят», —
Забыв свою измену….
….и никто даже не допускал в сознание мысли, что ЭТО – им, что «фильм» этот творится прямо здесь и сейчас – ради одной-единственной зрительницы…. Ради Мары – но нет, сказать так значит сказать лишь часть правды, ибо и она была плоть от плоти тех, что собрались в фойе….
Готовы дьявола простить
И палачей не судят,
В своем уверены пути
Умеренные люди,
А доброта свой гасит свет —
Ведь королевства логров нет,
И вряд ли скоро будет!
– И вряд ли скоро будет!!! – вторя, не то взвыла, не то взвизгнула Генна, которая больше не хотела, да и не могла сдерживаться – и никому это не показалось диссонансом. Даже ему. Впрочем, когда свет столь ярок, что слепит глаза, кто в силах различить тонкие оттенки его спектра?
И кто откажется из нас
Занять чужое ложе,
И честь за деньги не продаст,
Коль дорого предложат?
Кто не подпишет кровью лист,
Кто в гения не кинет свист —
Лишь дайте подороже!
А может, есть, кто не таков,
Кто чести годен в слуги,
Кто от бесчестия оков
Сберег язык и руки?
Тогда из этой темноты —
Хочу, чтоб руку поднял ты!..
– в этом месте мелодия резко оборвалась, и в наступившей тишине он бросил в толпу спокойно и холодно:
– Ну где же ваши руки?! – и последний удар по струнам, как лязг захлопнувшейся за приговоренным двери камеры.
Люди, завороженные, глядели на него прямо-таки со страхом, и чувствовалось, что это доставляет ему какое-то непонятное удовольствие. А Генна уселась у ног Мары и теперь смотрела ему в лицо снизу вверх, действительно кошачьими глазами.
Он бросил на нее внимательный взгляд и чуть выждав, снова заиграл среди длящегося молчания….
Вот бы найти
Песен пути,
Вот бы вернуть
Людям их Суть!
Правда в горсти —
Песня и стих,
Струна и звук,
Стрела и лук….
В жизни есть быль —
Дороги пыль,
Есть суть вещей,
Нет их вообще….
Есть вера в день
Праведных дел,
В добрых людей —
Незнамо где….
….слова звучали как заклятие, их обманчивая мягкость проникала в душу куда глубже, чем открытый призыв первой песни, словно далеко-далеко в море родилась волна и теперь вздымалась медленно, но неотвратимо….
