Далия Трускиновская - У Пресноводья дуб зеленый…
Действительно – крестьянское хозяйство, где еще осенью вовсю трудились люди, стояло заброшенное, и вода перехлестывала через порог. Люли ушли, увезли пожитки, увели скотину.
– Ну, тут еще не скоро будет болото, – сказал Коська. – Тут почва песчаная, сперва, наверно, все размоет, потом уж… А вот за речкой раньше большие болота были, Епифан рассказывал – к самому морю подступали, вот они первыми начнут возрождаться! Сбегаем, поглядим?
– А возвращаться? Солнце зайдет – и мы с тобой от холода помрем!
Помирать Коська вообще ни от чего не хотел, а хотел жить на новых замечательных болотах, поэтому послушался сестренки и вернулся в зимнее логово на дне.
Сестренка же вдруг осознала свое положение и затосковала.
Она сообразила, что когда болотные черти и водяные поделят между собой новые болота, она окажется богатой наследницей. Чтобы присматривать за такими угодьями, позовут дальнюю родню из мест, гже еще не началась демелиорация, и тут же начнут отдавать замуж засидевшихся в девках невест. Тут-то и придется сказать прости-прощай любезному дружку Родриго…
А он-то куда денется?
Уклейка растолкала задремавшего Коську.
– Неужели непонятно? – удивился он. – Ну, вы, бабы, совсем бестолковые! Люди из затопленных мест уйдет насовсем. На холмы переселятся, на всякие пригорки, вообще уедут.
– Куда? – в ужасе спросила Уклейка.
– В другие страны! Да не все ли тебе равно – куда? Спи давай! – приказал братец.
– Так ведь мало же места на земле останется… – прошептала Уклейка. – Всем не хватит!
– А вот об этом им надо было думать, когда они мелиорацию начинали! – мстительно заявил Коська. – Все, нет меня, сплю!
Он действительно заснул, а Уклейка сидела, сидела да и заплакала.
Ей очень не хотелось расставаться с Родриго…
Наутро удалось сообщить новость Афоне.
– Ишь ты! – воскликнул водяной. – Однако!.. Надо Янке рассказать!
Его забавное оканье, вывезенное из восточных земель, за многие годы на здешних болотах никуда не делось, и Уклейка полагала даже, что батькин подручный нарочно не переучивается, потому что хочет быть не таким, как все, а с особинкой.
– Ну так пойдем, что ли, дядя Афоня?
– Пошли!
Они выбрались на берег, уже оттаявший настолько, чтобы стать топким, и шлепая, направились вглубь болота – будить Янку.
Болотные черти зимовали вповалку в низенькой старой избушке, которую они обложили и дерном, и мхом, и сверху даже приспособили украденный у людей брезент с грузовика. Янка услышал, что зовут, к дверям пробиться, видно, не сумел и протиснулся наружу через маленькое квадратное окошко под самой крышей.
– Приятного пробужденьица! – пожелал взъерошенному черту Афоня. – Каково спалось-зимовалось?
– Погоди, не суетись! Первым делом – трубочку выкурить! Табак-то мой не слишком отсырел?
– Ну, дожили мы до светлого дня, – сказал Афоня, когда Янка после первой затяжки внимательно на него посмотрел. – Началось! Поздравляю!
– Поздравлять потом будешь, когда твой Антип из-за трех вершков нового болота с моим Дидзисом переругается, – без лишнего энтузиазма отвечал Янка. – Угодья-то они делить будут, а не мы! Вот друг дружке в бороды и вцепятся.
– При мелиорации не вцепились, а теперь – какого же рожна?
– А такого, что тогда мы все были нищие, каждый клочок болота на счету, а теперь мы все – богатые, уже счет на гектары ведем, и чем больше угодий – тем сильнее будет жадность, – объяснил Янка.
– Ну, вам, чертям, виднее. Вы лучше в пакостях разбираетесь. Вот еще демелиорацию наконец произведем – еще больше угодий будет…
– И еще больше склоки из-за них, сосед…
– Да что ты каркаешь, как ворон на сосне, змей тебя загреби?! – возмутился Афоня. – Или не рад?
– Рад… Да только склок не хочу. А без них не обойдется.
– Так сам же сейчас склоку затеваешь!
– Да? – удивился Янка. – По привычке, наверно. Ладно, ну их к змеям, эти новые болота. Каково зимовалось?
– Спалось, не тосковалось, не замерзалось, а вам, сосед, каково зимовалось?
Собственно, так им и полагалось встретиться весной – с любезным словом и с поклонами. Однако новость оказалась сильнее старых правил вежества.
Сговорились на следующий день растолкать Антипа, Дидзиса, Коську и еще молодого болотного черта, которому мамка двадцать лет назад дала для общего употребления подслушанное на опушке красивое иностранное имя Доллар. Это за ними, за чертями, водилось – подслушают у людей благозвучное словечко и тут же его употребляют на имя. И тогда уже вместе идти в сторону моря – смотреть новые угодья.
С Антипом пришлось повозиться. Уклейка даже надежду потеряла когда-нибудь поднять батьку на ноги.
– Слушай, Коська, а что мелиораторы делали, когда у них кто-нибудь никак проснуться не мог? Они-то как будили?
– Они? Водой поливали! – рассмеялся Коська. – Не годится, сестричка! Мы и так в воде!
Наконец додумались – принесли прутик и стали щекотать у Антипа в носу. Этого он выдержать уже не смог.
– С весной, хозяин! – приветствовал Афоня. – Приятного пробужденьица! Каково спалось?
– Будь ты неладен! – проворчал Антип. – С весной, то есть…
Он встал и потянулся – огромный, плечистый, пузатый дед, весь поросший зеленовато-бурыми, похожими на мох водорослями, в сивой волосне, сзади – до самых лопаток, а спереди – до переносья. Когда зевал – рот растворялся чуть ли не до ушей и показывались острые зубы, которыми Антип еще и теперь мог на глубине, подкравшись к стоящей в засаде щуке, оттяпать хвост.
– Расчеши, дочка, – велел он Уклейке. – Кто-то над ухом шебуршится…
Уклейка взялась за дело и вычесала пригоршню водяных жуков. Афоня тем временем наладил завтрак – сплавал туда, где, неподалеку от берега, стояла в камышах осоловевшая рыба, и принес по штуке на рот. Поев, водяные отправились на встречу с болотными чертями.
Но Янке не удалось разбудить свою родню, он пришел сам и ждал, сидя на пне и наслаждаясь трубочкой.
– Пошли, что ли? – сказал Антип.
– Ты дорогу знаешь? – полюбопытствовал Янка.
– А чего там знать! Озеро переплывем, а дальше – на закат болотами, и до самого моря. Там до мелиорации славные болота были, я вторую жену оттуда брал. Вот когда за ней бегал – тогда и любовался. И гулять мы ночью к самому морю ходили, даже плавали.
– А правду говорят, что морская вода соленая? – спросил Коська.
– Врут! – авторитетно заявил Антип. – Ну, солоноватая разве. И мы на дно не уходили, мы, как люди, поверху…
На озере еще кое-где стоял лед – эти места прошли по дну. Затем был возвышенный участок, на котором сошел снег и уже сквозь старую траву пробивалась новая. Потом постояли у дороги, прислушиваясь – не едут ли автомашины. Антип утверждал, что должны ездить часто, но сколько ни ждали – ни одной не появилось. Тогда только перешли дорогу.
