Дженнифер Робертсон - Создатель меча
Пытаясь осознать.
Облегчение. Шок. Изумление. Радость. А с ними чувство вины и странный, нарастающий страх. Глубокое отчаяние.
Делила жива.
Боги валхайла, помогите мне. Цвета разлились по небу как полосы мятых шелков: розовый, красный, фиолетовый, изумрудный, были даже желтизна и янтарное золото Юга. И все оттенки синего, от бледно-голубого до почти черного.
Я вытер пот со лба. С трудом выровнял дыхание. Потом, уже немного успокоившись, проследил, где находится источник света, и вышел из деревьев и темноты в мороз, туман и радугу, где миром правила яватма. Чужая сталь, покрытая рунами. Обнаженный клинок в руках Дел.
Делила жива.
Она стояла в хорошо знакомой мне позе, воздавая дань уважения то ли Северу, то ли самой яватме. Широко расставив ноги, твердо. Высоко подняв руки над головой. Удерживая клинок на вытянутых ладонях. Три фута смертоносной стали, ярко сияющей в ночи, фут витого серебра, мастерски превращенного в рукоять, изрезанную узорами и в то же время очень простую, изумительно правильной формы. Простота в обещанной силе, смерть в сдержанных обещаниях.
Вся в белом, Делила. Белая туника, штаны, волосы. Ленты сияния обвивали ее руки, лицо, одежду, пенились вокруг ее лодыжек и растекались по земле. Капли влаги блестели, отражая рожденные мечом яркие переливы. Вся в белом, Делила. Безупречно белая, как чистое, застывшее полотно. Позади нее была ночь, безупречно черная. А в небе горели все цвета мира, явившиеся по призыву магической стали.
Белое на черном и радуга над ними. Сияющий, слепящий свет, от которого хотелось прищуриться.
Привидение, подумал я, призрак. Дух, созданный тенями, которому одолжил свет игривый демон. Хитрая уловка или игра воображения. На самом деле это не Дел. Дел здесь быть не может.
Боги, пусть это действительно будет Дел.
Поднялся ветер. Он летел по открытому пространству, разрывая созданный мечом туман, и нежно прижимался к моему лицу. Как пальцы слепого, как руки любовника. Холодный, зимний ветер, превратившийся в баньши. Он показывал мне всю свою силу. Заставлял почувствовать ее.
Поверь, говорил он мне. Я рожден Бореал, а только один человек в мире управляет ею. Только один человек может вызывать эту силу. Призывать и контролировать ее. Создать меня. Дать мне жизнь в любое время года.
Весна не выдержала яростного натиска Северного ветра и сдалась. Уши и нос замерзали, застывали ноющие суставы. Ветер теребил полы моего плаща, пытаясь сорвать его, отбрасывал волосы с моего лица, забивал бороду инеем, а легкие холодным воздухом.
Дел запела. Тихую, нежную песню. Едва призывая силу.
Она продала свою душу за эту песню, а душой отдала и человечность.
Я повернулся к ней спиной. Я повернулся спиной к ней и к ее силе, к зиме и ветру. Думая о весне. О том, что будет, а не о том, что прошло.
Я вышел из ее света и вернулся в темноту. В мир, который понимал.
Теперь я знал: Делила жива.
А значит я мог разозлиться.
Так я и сделал, когда она наконец-то добралась до моего лагеря. Аиды, шесть недель. И все это время она была жива.
А я думал, что она умерла.
Я думал, что убил ее.
Все эти дни и ночи.
Делила жива.
Я сидел на корточках у огня и грел руки над углями. Мне не было холодно, вызванная Дел зима ушла, но это было хоть какое-то занятие. Мне нужно было смотреть на что угодно, только не на Дел, но я не выдержал и посмотрел на нее, и тяжело сглотнул. Но снова отвернулся со старательно разыгранным равнодушием и тупо уставился на свои руки, которые все время пытались задрожать и все мои силы уходили на то, чтобы эту дрожь не выдать.
Она приехала на темной лошади. Чалый, подумал я, хотя в полутьме трудно было разобрать. Высокий мерин, изящно переступивший через валуны. Жеребец, который в отличие от меня не собирался демонстрировать свою гордость, поднял верхнюю губу и заржал. Жеребцу еще предстояло объяснить мерину, где его место.
Волосы вбирали в себя лунный свет и казались совсем бледными. Лицо, с заострившимися чертами, тоже было бледнее чем обычно. Кожа так плотно обтягивала острые кости, что готова была порваться. Танец и его последствия вытянули из Дел слишком много сил.
Огонь вытек с небосклона как вино из чаши. Клинок отдыхал за спиной Дел в привычной перевязи, склонившись слева направо. Над левым плечом поднималось около фута сверкающей стали.
Бореал, яватма. Кровный клинок певца меча.
Им Дел убила человека, который учил ее владеть оружием. А я почти убил ее.
Делила жива.
Жеребец переступил, ударил копытом, заржал, выгнул шею и поднял хвост. У меня сразу улучшилось настроение. Хотя для жеребца такой танец был лишь слабой тенью обычной реакции на появление собрата, попытка утвердить свое превосходство доказывала, что гнедому уже лучше. Может я зря беспокоился.
О жеребце и о Дел. Она тоже была здесь, передо мной.
С привычным благоразумием Дел остановила мерина, не подъезжая близко к костру. Чалый стоял не так далеко, чтобы жеребец снова ощутил свое одиночество, но и не так близко, чтобы гнедому удалось физически доказать свое превосходство.
Или это был намек на наши с Дел отношения?
Аиды, с этим уже пора покончить. Круг вынес решение.
Вся в белом, Делила. На Юге белый — цвет траура, на Севере — не знаю. Подпоясанная туника, мешковатые штаны, тяжелый плащ. Одежда без всяких украшений, только серебристая вышивка на меховых гетрах, обтягивающих голени, и серебряные шишки на поясе и коричневых кожаных нарукавниках, закрывавших ее руки почти до локтей. Плащ удерживала серебряная фибула. Распущенные волосы покрывали плечи.
И я подумал: я не могу это сделать.
Хотя знал, что начать все равно придется.
— Что на Севере принято предлагать призракам? — легко спросил я.
— Амнит, — ответила она, — если он у тебя есть.
В ее голосе не было ничего нового, только привычный покой. Никаких эмоций. Я надеялся, что держался не хуже.
— Осталась фляга, или две, — я поднял одну флягу с земли и покачал ее: кожаный мешок на перекрученном ремне.
Дел молча сидела в седле и смотрела как крутилась фляга. В слабом свете ее глаза были черными. Слишком черными на слишком белом лице.
Аиды, баска, а что делать теперь?
Не двигаясь, она смотрела на флягу.
Раздумывая, что сказать?
Нет, такие сомнения не для Дел. Она оттачивает слова старательно, как клинок, но использует это оружие не так часто.
Она медленно перевела взгляд на меня.
— Я пришла потому что ты мне нужен.
Глубоко в кишках что-то сжалось.
Дел говорила твердо, но я уже давно знал, что ее голос ничего не выдает.
— Никто больше не будет танцевать со мной.
Ну конечно. Вот в чем дело. Больше ее ничего не волнует. Мы с ней думали о разном.
