Роман Мискин - Амулет Святовита. Вторая часть
- Ну а Бирюк? - не унимался Лиго. - Он-то здесь при чем? Неужели без него не сможешь ты найти дорогу к лесной провидице? И, кстати, кто он такой, этот загадочный старик?
Мамай вдруг посмурнел весь, нахмурился - и, быстро глянув на земника, глухо спросил:
- Ты действительно хочешь знать, кто он и откуда?
И пристально глянул Лиго в глаза.
Земник медленно кивнул.
- Ну что ж, - вздохнул чародей. - Тогда подай-ка мне мою дорожную торбу, мальчик мой. Возьму я свои гусли - и сыграю вам одну старую песню, что поют ее люди за отрогами Лесистых гор по всему Дикополью до самого Чермного моря. А вы уж, птахи лесные, сами разгадывайте, что там и к чему.
А когда из-под рук чародея тихим звоном брызнули медные струны и его глубокий красивый голос заполнил горницу, земникам показалось, что притих даже лес, вслушиваясь в грустное предание:
Из-за гор, из-за солнца,
В слюдяное оконце
Черный ворон закрячет,
Тихо стонет и плачет.
Черный ворон расскажет,
Как туманы вставали,
Из тяжелой неволи
Трое братьев бежали.
По степи двое старших
На конях ускакали -
Ну а младшего брата
Пешим гибнуть бросали.
Как бежал младший брат
По степи одиноко,
И над ним только ворон
Кружил в небе высоко.
"Ой ты ворон могучий,
Что паришь выше тучи,
Что ты видишь, играя,
За чертой небокрая?" -
Так взмолился брат младший,
Солью слез обливаясь,
И к пророческой птице
В вышине обращаясь.
"Вижу братьев твоих
У черты небокрая", -
Хрипло каркнула птица
Свод небес рассекая.
"Вижу также погоню,
Как по Дикому Полю,
Волки серые рыщут,
И следы ваши ищут", -
Так сказал черный ворон,
Навсегда умолкая,
И, взмахнувши крылами,
В синь небес улетая.
Зарыдал тут бедняга,
Очи вверх поднимая,
И лихую судьбину
Навсегда проклиная.
Только старшие братья
По степи всё скакали,
И ни стона, ни плача
Его не услыхали.
"Чтоб не знать вам покоя,
Разлюбезные братцы,
Чтоб всю жизнь вам теперь
От людей укрываться!" -
Так в сердцах крикнул младший,
Руки к небу вздымая,
И проклятье его
Вышина услыхала.
Грозно хмурилось небо,
Тучи темно клубились,
А у младшего брата
Ноги в кровь уже сбились.
"Ой ты Дикое Поле,
Несчастливая доля,
Видно, жизнью своею
Расплачусь я за волю.
Видно, в этой степи
Суждено мне погибнуть..." -
Так сказал младший брат,
Задыхаясь от хрипа.
На высокий курган
Горемыка поднялся,
Оглянулся вокруг -
И с душою расстался...
Тут орлы налетали,
Очи парню клевали,
Молодецкое тело
До костей разрывали.
По оврагам и балкам
Волки жалобно выли,
На свой лад по-звериному
Беглеца хоронили.
Из-за гор, из-за солнца
Птица черная мчится,
В слюдяное оконце
Весть лихая стучится.
Как туманы вставали
Над степною могилой,
И росой умывали
Кости младшего сына...
Тихо потрескивали последние уголья в очаге, и плотный мрак затопил лесную горницу. Гусли чародея затихли, издав напоследок жалобный звон. Земники сидели не шевелясь, потрясенные до глубины души старинным преданием. А за окном, казалось, даже лес перестал шуметь.
- Так что же это получается? - еле слышно прошептал Лиго, тайком смахивая навернувшиеся на глаза слезы. - Бирюк этот - один из тех братьев, что в песне? И поэтому он прячется с тех пор от людей в лесах?
Мамай молча кивнул.
- А он какой из них? - в свою очередь тихо спросил Мартин.
И в этот миг вдруг мышью скрипнула дверь.
- Старший...
Земники вздрогнули от неожиданности и оглянулись - в дверях молча стоял Бирюк.
--------------------------
ГЛАВА 3
ТАЙНА ЛЕСНОГО ОТШЕЛЬНИКА
- Старший я из этих братьев, - угрюмо повторил Бирюк.
И прошел в горницу.
Все затихли - было как-то неловко.
- А что это вы без света здесь сидите, птицы-селезни? - спросил старик. - И очаг, смотрю, вовсе потух. И спать не спите - и без огня сидите?
И весело хмыкнул. А затем, оборотившись к чародею, Бирюк хихикнул:
- Это что ж у вас, как в присловье прямо выходит: и петь Мамай уже не поёт, но и вздремнуть не даёт?
- Ты уж не обессудь, Бирюк, - ответил чародей, отставляя в сторону гусли. - Прости, ежели разбередил старые раны.
- Да что уж там, дело-то давнишнее, - отмахнулся старик как будто ни в чем не бывало. - Как говорится, было, да сплыло, и быльём поросло. Только вот песню ты малость-то переврал, вот что я тебе обскажу. Поначалу-то она намного длиннее была - уж мне-то и не знать? Да видать, за давностью лет она сократилась...
- За Лесистыми горами и длиннее поют, - уклончиво ответил чародей.
- Да? - встрепенулся старик, а затем улыбнулся: - Ну да, знаю ведь конечно - захаживают тут всякие, гостят подолгу, бренчат на гуслях, а иной раз и так поют. Так что песен и тутошних, и тамошних я наслышался всяких.
И затем, без всякого перехода, вдруг спросил:
- Так и будем во тьме сидеть, на потухшие уголья любоваться?
И, не дожидаясь ответа, стал раздувать очаг.
А когда языки пламени вспыхнули и стали с треском пожирать ветви и хвою, горница словно пристыжено раскраснелась и вынула из тени неловко молчавших земников.
- Что, птахи лесные, задела вас песня, как я погляжу? - спросил Бирюк.
А когда барздуки кивнули, старик улыбнулся и сказал:
- Так ведь это, я ведь ее и сочинил в свое время когда-то - вот оно как!
- Как - вы? - вдруг вырвалось у земников, и они удивленно воззрились на горбуна.
Бирюк довольно заулыбался.
- Да, я. А вы как думали? Ветер ее, что ли, людям напел? - подмигнул им старик. - Посидишь тут в лесах - от скукотищи не только песни слагать начнешь. А гости мои затем и разносят их по разным землям. Не так ли, старина?
И Бирюк весело посмотрел на Мамая. Но чародей даже бровью не повел.
- Эту я слышал от дивов, - невозмутимо произнес он.
- От дивов? - ахнул старик и рассмеялся. - Ишь ты! Только вот что-то слог больно простецкий в ней для дивов-то! Они ведь еще те мастера великие обычные словеса в хитромудрые узоры заплетать.
А затем, повернувшись к земникам, весело сказал:
- Видите, гуси лапчатые, как оно бывает - сложишь песню, да поделишься ею с захожим человеком. А он понесёт ее дальше. Проходит время, приходят к тебе новые гости - да и напевают тебе твою же песню! И говорят еще, что неведомо кто и сложил ее! Вот как!
