Леонид Каганов - Модель для сборки 2012
Кирилл подумал, что он собирает силы на заключительную парфянскую стрелу. И не ошибся.
— Помнишь самую несмешную медицинскую шутку? — спросил Камов. — «Чем крупнее врач, тем больше у него кладбище». Если судить по результатам, ты у нас как минимум должен быть министром здравоохранения. А то и председателем ВОЗа.
«Вот и Вячеслав сдается. Если не выдержит и он — я останусь совсем один».
Надо держаться. Верить и держаться.
Только где взять еще хотя бы немного этой самой веры, когда ее не хватает уже не только на друзей и близких, но даже на себя самого?
После работ по расшифровке генома научный мир всерьез взялся за проблему искусственного конструирования ДНК. Конечно, генетическое программирование человеческого организма пока еще оставалось делом неблизкого будущего — и не только по морально-этическим причинам, не хватало мощностей и быстродействия даже суперкомпьютеров. Но отдельные типы клеток уже поддавались перестройке, тем более что один из них, чужеродный и смертоносный, никак не хотел уступать современной медицине, несмотря на все богатство ее арсеналов.
Сбросив на кресло надоевший пиджак, Рудников сел за стол, развернул к себе экран компьютера, старательно отводя глаза от висевшего на стене наградного листа. Каждую строчку он давно выучил наизусть, особенно ту, что, набранная старинным витиеватым шрифтом, красовалась в графе «Название работы»:
Кирилл Рудников, «Методы управляемой перестройки раковых клеток».
Когда-то лаконичные формулировки вселяли в него гордость и наивную веру, а теперь при взгляде на них Рудников испытывал лишь стыд и бессилие. Поэтому он старался не смотреть в ту сторону, но по закону подлости красочный бланк в застекленной рамочке упрямо лез в глаза.
Увы, теория оказалась слишком сырой и пока еще далекой от практики. Точнее — от практической пользы, словно и не было пяти лет невероятных усилий, сотен проб и тысяч неудачных экспериментов.
На первых порах веселые отмороженные лаборанты перекрестили Центр лечения рака в Центр мучения рака. Сейчас эта шутка уже не казалась такой смешной.
Да и молодежь давно утратила прежний веселый задор и чистые идеалы.
Слишком тяжело раз за разом разрабатывать новые схемы, просчитывать их, воплощать на практике… чтобы снова получить отрицательный результат.
А за каждым из них — живой человек, обезличенно названный в журнале наблюдений больным или пациентом, но все равно живой, который вдруг получил самый фантастический на свете шанс. Шанс перестать медленно умирать.
Потому и нет до сих пор недостатка в добровольцах, несмотря на все неудачи.
Пока нет. Некоторые эксперименты заканчивались ничем, разве что удавалось чуть замедлить рост опухоли, затормозить распространение метастазов. Дать человеку лишний месяц жизни. Но чаще развитие пораженных клеток ускорялось. В некоторых случаях едва ли не в форсажном режиме. Больной сгорал от рака даже не за месяцы или дни — за считаные часы. И революционный метод лечения, в который так верил мир еще совсем недавно, превращался в изощренный способ убийства.
Тяжело, когда приходится искать последний штрих открытия методом проб и ошибок, когда приходится идти наугад, нащупывая дорогу практически вслепую. Говорят, Эдисон, пытаясь найти подходящий материал для нитей накаливания электрической лампочки, перепробовал шесть тысяч материалов.
Но у него за каждым экспериментом не стояли чужие страдания и человеческая жизнь.
Тест № 6333, рак поджелудочной железы. Результат отрицательный, ускорение роста метастазов. Показано немедленное хирургическое вмешательство.
Вот она, ночная работа Камова: новый пациент, новая схема перестройки — все новое.
Только результат все тот же. Очередная неудача.
В начале осени толпа у входа в Центр впервые попыталась ворваться внутрь. Точное число Рудников сразу забыл, все они были для него одинаковыми, ярко-желтые листопадные дни — но, наверное, это случилось где-то в первой декаде октября.
Агрессия росла постепенно, Кирилл просто не замечал, не слишком веря в тревожные доклады охраны. Но сначала журналистов и просителей сменили протестующие одиночки с плакатами, потом целые группы, и, наконец, — парадный въезд плотно перекрыла толпа. Они не уходили даже на ночь, дежурили, сменяясь, по двадцать четыре часа, но сам Рудников, да и большинство старших врачей приезжали на работу по дальней аллее, куда обычно пускали только амбулаторные автомобили и фургоны «Скорой».
В тот осенний день с забытой датой демонстранты внезапно поперли на забор и ворота, облепили прутья решетки. Под весом десятков тел створки угрожающе прогнулись.
Полиция приехала быстро, но нескольких охранников успели поранить камнями и пустыми бутылками. На первом этаже приемного корпуса пришлось заменить полдюжины разбитых стекол.
К концу месяца счет нападений пошел на десятки, а половина крепких парней из секьюрити подали заявления об уходе.
Доклад начальника охраны лежал на столе у Рудникова в общей папке невеселых новостей. Камов получил копию и пришел к руководителю почти сразу, взъерошенный и несколько растерянный:
— Что же делать, Кирилл?
— Работать. Охрана нас не касается, Тележников прекрасно знает свое дело. Снимет внутренние посты, сократит патрулирование. Справится.
— Но… ты понимаешь, что будет через месяц? Уже сейчас мы практически в осаде! А когда уйдет последний охранник, сюда ворвется толпа, и нас просто линчуют!
Рудников хлопнул ладонью по столу.
— Прекрати истерику! Никто сюда не ворвется. Все не уволятся, да и тем, снаружи, просто надо стравить пар, выплеснуть эмоции…
— Но что мы им сделали? Им всем? — Камов нервно ткнул большим пальцем куда-то за спину. — Я могу понять родственников наших больных, но там же не только они!
— Знаешь, — Кирилл поднялся, подошел к окну, с минуту бездумно смотрел в застекленную серость с моросящим дождем и мокрыми голыми деревьями. — Дав людям надежду, ты на короткое время становишься героем. Но стоит им эту надежду потерять, как из героя ты превращаешься в кровавого монстра, убийцу и — что еще более непростительно — в обманщика и шарлатана. Нам мстят, Слава, мстят за то, что когда-то позволили уговорить себя в нас поверить. А те, кто уговаривал, писал восторженные статьи и снимал красивые репортажи, теперь маршируют во главе крестового похода.
Совсем скоро Рудников убедился, что снова ошибся. В охране оставалось все меньше людей, да они совсем не стремились рисковать жизнью ради давным-давно развенчанного Проекта.
