Людмила Безусова - Каждый выбирает по себе
Едва волки одним слитным прыжком исчезли с поляны, понеслась Баба-яга, что есть сил. И пришлые за ней. Едва угналась ласка за ними, да толку-то. Перескочили морок и сгинули с глаз, как и не было никого. Только ожила избенка покосившаяся, засветился в подслеповатом окошке мерцающий огонек, дым из трубы повалил черный. Но это уже неважно — главное-то на земле осталось.
Маленькая юркая голова на длинной шее скрылась в траве. По-змеиному гибкое тело стелилось над самой землей. Непрестанно петляя, пошел зверек по оставленному людьми следу обратно, чутьем отыскивая то, за чем пришла Чернава. Замер над четким отпечатком босой ноги — изящный, с тонкой ступней. Есть! Оттолкнулась ласка всеми четырьмя лапами, взвилась высоко в воздух, в прыжке перевернулась назад через голову. Обнаженная Чернава, откинув упавшие на лицо волосы, стояла на четвереньках над вдавленным во влажную почву следом, не веря в свое везение. Приметила каплю крови на травинке, втоптанной в землю, возликовала, тщательно собрала все в мешочек. Теперь снова затаиться и смотреть во все глаза, а то ведь чародейка в своем дому, как улитка в раковине, знать надо, чем выманить.
Ласка прикусила зубками "добычу" и нырнула в кусты.
Два дня и две ночи таилась Чернава, высматривая мельчайшие подробности жизни потаенной избушки, немало удивляясь такому оживлению вокруг дома, жаль, что мало удалось подслушать, тогда бы все стало яснее, но близко не подбиралась из боязни быть замеченной. Хоть и в зверином облике, да кто поручиться может, что не заметят слишком назойливую ласку… Кто знает, на что чародейка способна! Ни одна мелочь не ускользнула от внимательного взгляда ведьмы, но ничего пока придумать она не могла. Только на второе утро, уловив затаенную тоску на лице Бабы-яги, с которой она смотрела вслед высокому светловолосому мужчине, уходящему вслед за волком-оборотнем, призадумалась. Вот тут-то ты, голубушка и попалась…
Все, больше здесь делать нечего!
Солнце уже почти взошло, когда уставшая ласка добежала до села. Незаметно скользнула, сокращая путь, через крайние дворы. Ещё немного и дома… Эх, не повезло!
— Стах, вон она, держи, — визгливо заверещала Славка, живущая от Чернавы через два двора. Наперерез зверьку метнулся соседский пацан. — Она у нас всех коров повыдоила!
"Ага, как же, — обгоняя бойкого отрока, подумала Чернава, — мне и моей Зорьки хватает…".
— Стах, в сторону, — вслед ласке просвистело тяжелое полено, пушенное умелой рукой заядлого игрока в рюхи. Ласка звонко вякнула, когда получила увесистый удар по спине, перевернулась через голову и упала недвижно. — Готова… Иди, Славка, подбирай… — Обычного зверя убило бы, но ведьме что! Только чужие руки коснулись пушистой шерстки, извернулась, куснула бабу за палец и была такова, только услышала вслед: — Все одно выследим, ведьма… Никуда не денешься…
Пришлось Чернаве отсиживаться в кустах, пока шум не утих, потом в вечерней темноте пробираться к дому оглядкой. Жаль, столько времени потеряла! Не терпелось ведьме ущучить Бабу-ягу, на место поставить зазнайку.
*****
Антон задумчиво обмотал прядку волос сестры вокруг указательного пальца. Рассказать бы Баюну, что видел, да тот так не вовремя слинял куда-то. И с чего он взял, что кроме брата никто Людмилу не найдет?
Парень прошел в большую комнату, где царил мрак, уселся на диван. Окна по-прежнему плотно прикрыты тяжелыми гардинами, свечи в подсвечнике не горят, и зажечь нечем. Просто так сидеть в темноте оказалось неуютно — ни радио, ни телевизора, а думать… О чем можно размышлять, не имея никакой информации, кроме сомнительных утверждений Баюна да мимолетного видения, в которое Антон, честно говоря, тоже не сильно поверил. Он вспомнил, как бурно отреагировала сестра на его попытку отдернуть шторы, но сейчас-то её нет. Парень встал, слегка раздвинул шторы на одном из окон, осторожно заглянул в открывшуюся щель и зажмурился — глаза кольнул яркий лучик. Тогда он раздернул занавесь во всю ширь, открывая дорогу ослепительному солнечному свету. Удивительно — волосы всколыхнул теплый ветер, напоенный горьковатым травяным ароматом.
Зеленый луг, усыпанный цветущими ромашками, да и не только ими, манил пробежаться по нему, утопая по пояс в высоком разнотравье, упасть навзничь и уставиться, не отрываясь, в голубое небо, по которому неспешно и торжественно проплывают похожие на комья сладкой ваты облака. Антон протянул руку — она не встретила никакого препятствия. Странно… Что, можно туда выйти, вот так просто? Он перешагнул низкий подоконник. Под ногами хрустнули сочные стебли, раздавленные жесткой подошвой сапог. Пронзительно запахло зеленью — остро и немного печально. Он оглянулся. Позади него четко обрисовался квадрат окна, больше похожий на распахнутую настежь дверь, а вокруг, на все стороны, до самого горизонта тянулась заросшая изумрудной травой луговина. Парень постоял немного, нежась в лучах нежаркого солнца и…
… поторопился вернуться обратно. На какой-то миг стало страшно. Вдруг комната за спиной внезапно исчезнет? Что он будет делать здесь, на этих "елисейских полях"?
Но вот ночной пейзаж за другим окном ему так и не удалось рассмотреть в прошлый раз, а ведь там, похоже, будет поинтереснее. Антон ухватился за шелковистую ткань портьеры, но раздернуть занавеси не успел.
— Не надо этого делать… — негромко прозвучало сзади.
— Почему? — парень поспешно обернулся. Он не узнал низкого вибрирующего голоса, и поскольку не ожидал никаких гостей, немного струхнул. — Баюн, ты? А что так таинственно?
— Уходи отсюда, — кот сидел на пороге. Шерсть его встала дыбом, желтые глаза стали абсолютно круглыми, а узкий зрачок бешено пульсировал, то заливая чернотой всю радужку глаз, то превращаясь в едва заметную вертикальную полоску. Хвост котофея раздраженно хлестал по бокам. Антон потянулся закрыть занавесью окно, распахнутое в лето. — Оставь все, как есть. Чародейка вернется — поправит…
— Да я и сам могу… Мне не влом… — попробовал отшутиться парень. Баюн игры не принял, глухо зарычал. Острые когти наполовину вылезли из подушечек агрессивно растопыренных пальцев передних лап. Антону показалось, что он сейчас кинется на него и располосует на мелкие кусочки. Он отогнал наваждение и немного смущенно добавил: — А что, не надо?
— Уходи… немедленно.
Кот, не дожидаясь решения Антона, развернулся и скрылся в закоулках дома.
Парень недоуменно пожал плечами. Да что за секреты такие? Сначала Людмила, теперь вот этот, но спорить не стал. Пусть остается все, как есть.
Кота он нашел на кухне — тот деловито вылизывал шерсть и на Антона никакого внимания не обратил, сделав вид, что очень занят. Ну, как хочет! Парень в поисках еды (желудок уже усердно напоминал ему о том, что хотя бы изредка, но есть надо) зашарил по полкам и шкафчикам. Их, на его взгляд, было слишком много — вполне хватило бы и одного, доверху забитого съестными припасами. Не выдержав молчаливого осуждения котофея, в сердцах шарахнул дверцей последнего, и заорал:
