Стивен Браст - Феникс
Они прошли совсем рядом со мной – я прятался в темноте под лестницей. Когда они поднимались по лестнице над моей головой, я уже проверял путь отхода через кухню. Потом обошел дворец и вернулся в свое убежище.
– Ну и как ты оцениваешь наше положение, босс?
– Все в порядке, Лойош. Завтра закончим.
Остаток ночи я провел, запоминая ориентиры в темноте, чтобы уйти от дворца как можно дальше. Когда небо начало светлеть, я завернулся в свой плащ и заснул.
Говорят, жил когда-то в Драгейре кузнец сариоли, который по требованию богов выковал бриллиантовую цепь такой длины, что она доходила до самого неба. И была та цепь такой прочной, что боги пользовались ею, чтобы она держала небо, когда они уставали от этого занятия. И вот пришел день, когда какая-то богиня взяла один бриллиант в качестве свадебного подарка смертному, в которого влюбилась, и тогда остальные бриллианты разлетелись по всему небу. С тех пор богам приходится самим поддерживать небо. Они не смогли покарать богиню, совершившую кражу, поскольку им пришлось бы отвлечься – и небо упало бы, в результате они выместили свой гнев на кузнеце, превратив его в креоту, вечно скитающегося по лесам, – ну, вы поняли главную мысль, не так ли?
Легенда о сариоли вспомнилась мне, когда я сидел в лесу, стараясь не пропустить приближение случайного прохожего, и размышлял о том, что оказался на далеком острове только потому, что так захотела моя богиня. Я снова подумал о том, что это первая попытка убить человека, не принадлежащего к Организации. А еще мне пришло в голову, что сейчас не самый подходящий момент для выхода на дело, ведь в моей жизни наступил кризис – отвратительная ситуация. Меня вдруг стала беспокоить одна мысль – я беру деньги за то, что отнимаю у других людей жизнь. Почему, я и сам не знал.
А может быть, и знал – так мне кажется теперь, когда я думаю о происшедшем, глядя на события того времени с другого берега океана (метафорически). Полагаю, у каждого из нас есть человек, к чьему мнению мы особенно прислушиваемся. Иными словами, его образ живет в нашем сознании, и мы спрашиваем себя: одобрил бы он наши поступки или нет? И если ответ получается отрицательным, у вас обязательно появляется тошнотворное чувство, когда вы ведете себя сомнительно.
В моем случае речь идет не о Коти, хотя я испытал настоящую боль, когда она за два года превратилась из искусного наемного убийцы в политикана с комплексом “спасти-втоптанных-в-прах”, огромным, как мое эго. Нет, речь идет о моем деде по отцовской линии. Я уже давно подозревал, что он не одобряет убийства за деньги, но в момент слабости сделал ошибку и задал ему прямой вопрос, на который он ответил. С тех пор я потерял уверенность во многих вещах, которые раньше казались мне очевидными.
И где же я теперь оказался? Прячусь в зарослях на диковинном острове и прикидываю, как получше отнять жизнь у человека, которого не знаю и который не принадлежит к Организации, а значит, не подчиняется ее законам. И все только потому, что так пожелала богиня. Мы, люди, верим, что приказы богов, по определению, всегда правильны. У драгейриан нет таких идей. Я – человек, выросший в драгейрианском обществе, и потому часто чувствую себя неуютно.
Я вырвал травинку и принялся ее жевать. Деревья передо мной дружно склонились направо – словно долгие годы ветер дул лишь в одну сторону. Кора у них оказалась непривычно гладкой, а ветки начинались только на высоте пятнадцати или двадцати футов – зато потом росли густо, как грибы. Зеленые листья, ни на минуту не смолкая, шелестели под порывами ветра. За спиной у меня шумели ветви колючего кустарника, точно вели долгий, нескончаемый разговор. Казалось, еще немного – и они вытащат свои корни, повернутся и зашагают прочь.
У Коти есть платье, прошитое нитками, сделанными из этого кустарника. Она сама их сплела, нашла в конце лета целую рощу, поросшую диковинным кустарником, в тот короткий момент, когда его зелень становится алой. В результате получилось легкое кружевное платье с зеленым подолом, белыми плечами и алыми полосами у горла. Когда я в первый раз взял Коти с собой в Валабар, она надела свое новое платье, которое украсила белой жемчужиной вместо броши.
Я выплюнул травинку и нашел другую, ожидая заката, чтобы незамеченным пройти по улицам города. Когда стемнело, я все еще медлил, и тогда Лойош, мой спутник и друг, заговорил, сидя, как всегда, у меня на плече:
– Послушай, босс, ты и в самом деле собираешься сказать Вирре, что у тебя случились неожиданные разногласия с совестью, и ей придется подыскать кого-нибудь другого, чтобы прикончить этого типа?
Я развел небольшой огонь из коры, которая прекрасно горела, и сжег свои записки. Потом погасил огонь, развеял пепел, достал кинжал из-под левой руки, проверил его острие и зашагал в город.
Я вышел из дворца и постарался незаметно обойти его – на тыльной стороне моей правой ладони осталась кровь короля. Первые минуты после убийства всегда самые опасные, да и дело оказалось таким необычным, что я ужасно не хотел совершить ошибку. До полной темноты оставалось немногим меньше часа. Но даже и сейчас меня совсем непросто заметить. Я нырнул за старую палатку, которую приметил заранее, но все еще не позволял себе перейти на бег. Я спокойно шел к окраине города, завернув кинжал, красный от крови короля, в кусок ткани и спрятав его под плащом.
Лойош продолжал кружить над дворцом.
– Меня преследуют?
– Нет, босс. Тут страшная суматоха. Они тебя ищут. Но…
– Хорошо. Кто-нибудь изучает следы? Пытается творить заклинания или какие-нибудь магические ритуалы?
– Нет и еще раз нет. Они просто бегают взад и вперед и… вот-вот, отправляют людей в разных направлениях. Но никто не выбрал правильного.
– Сколько человек послали в гавань?
– Четверых.
– Ладно. Возвращайся.
Через пару минут он уселся на мое правое плечо:
– Ты не избавился от кинжала босс?
– Если меня поймают, нож не будет иметь значения. Я не хочу его оставлять, а вдруг у них имеются колдуны.
– К морю?
– Правильно.
Отойдя от дворца на достаточное расстояние, я перешел на неторопливый бег. Эта часть плана нравилась мне меньше всего, но ничего лучшего придумать не удалось. Я всегда стараюсь оставаться в форме, но приходится таскать на себе несколько фунтов различных инструментов, не говоря уже о рапире в ножнах, которые лишь немного не достают до земли и совсем не предназначены для бега. Через некоторое время я вновь перешел на быстрый шаг, потом опять пробежался. Мне встретился ручей, и я некоторое время шел по его руслу, а когда мы простились, мои ноги чудесным образом остались сухими; сапоги из кожи дарра и жир креоты – незаменимые вещи.
