Александр Рудазов - Тайна похищенной башни
— Светочка, ты что же, подвергаешь сомнению метод академика Фоменко? — строго посмотрела на нее мать. — Вот, возьми лучше и прочитай. Здесь все это объяснено в популярной форме.
Света растерянно посмотрела на отца, ища поддержки. Однако тот лишь поморщился и коротко помотал головой — лучше не спорить.
При всех неоспоримых достоинствах у Зинаиды Михайловны есть и недостатки. Один из них — слепое доверие печатному слову. Мать семейства Колобковых чуть ли не ежедневно хватается за очередную популярную новинку, ни на миг не сомневаясь в незамутненной истинности читаемого. Ее увлекает все: НЛО, народные целители, Бермудский треугольник, лох-несское чудовище, йога, фэн-шуй, битвы экстрасенсов, альтернативные хронологии и любые другие сенсации.
Все это поглощается, переваривается и очень быстро забывается, сменяясь чем-нибудь свеженьким.
Стефания откинулась на спинке стула. Она взяла свои шесть пик и наконец-то закрыла пулю. Последней.
Партия окончена. Чертанов придвинул лист бумаги и занялся расчетами.
— Петр Иваныч и Стефания в выигрыше, — объявил он через полминуты. — А мы с вами, герр Грюнлау, им должны.
— Сколько я есть должен? — немедленно достал портмоне педантичный немец. — Я немедленно расплатиться.
— Да сиди ты, Гюнтер, что ты суетишься вечно… — лениво отмахнулся Колобков. — По копеечке за вист играли, что ты там проиграл-то, ерунда… Что он проиграл, Серега?..
— Двести пятьдесят три виста, Петр Иваныч. Двадцать пять рублей тридцать копеек.
— И играли мы не по одной, а по десять копеек за вист, — напомнила Стефания. — Давайте сюда мою долю.
— Фанька, тебе-то деньги зачем? Что ты с ними делать будешь? Души скупать? Чичиков женского полу, хы-хы!..
— Не твое дело, что я с ними буду делать, — зло процедила чертовка. — Просто отдайте то, что мне причитается.
— Да на, держи, держи… Чего ты всегда так нервничаешь, когда играешь?
— Я не нервничаю. Кто сказал, что я нервничаю?
— Да видно же. На вид спокойная, а все равно каждый раз напрягаешься так…
Стефания тяжело вздохнула, сверля Колобкова недобрым взглядом. Потом вздохнула еще раз. А потом неохотно произнесла:
— Помните, я рассказывала, за что мне сожгли крылья?
— Не помним, — помотал головой Чертанов. — Потому что ты не рассказывала.
— Ага, — кивнул Колобков. — Ты только сказала, что чего-то нарушила.
— Это все из-за карт… — мрачно произнесла чертовка, с ненавистью глядя на колоду. — Все из-за карт…
— Ну-ка, ну-ка… — с интересом подался вперед Колобков.
— Когда я была на Земле в последний раз… — устало прикрыла глаза Стефания. — Когда я была… да…
— Ну это мы уже поняли. Дальше?..
— Я там немного задержалась. Решила воспользоваться возможностью. В Монте-Карло.
— Ух ты…
— Да, это было весело… Конечно, я знала, что получу выговор за задержку, но оно того стоило…
— А получила ты не только выговор…
— Не из-за этого. Совсем не из-за этого. Самовольные задержки, отлучки — это пустяки, это мелкие провинности. Просто уже в самом конце… когда я уже собиралась возвращаться… в общем, как раз в то время на Земле скончался мой личный подопечный…
— Кто?
— Один праведник. К некоторым из вас, смертных, за особые заслуги приставляют ангела-хранителя. Работенка непыльная — так, халтурка, в добавку к основной нагрузке. Просто быть на связи, присматривать немножко… А в конце жизни — не забыть явиться и лично доставить душу по назначению. И вот этого моего подопечного как раз тогда угораздило умереть, чтоб ему пусто было…
Воцарилось молчание. Стефания сверлила мрачным взглядом собственный ноготь, Колобков, Чертанов и Грюнлау деликатно молчали.
— Я все сделала, как положено. Забрала его, и уже возвращалась домой, — наконец снова открыла рот чертовка. — Уже возвращалась, но решила в последний момент заскочить в бар. И там кое с кем встретилась. С демоном. Дьяволица пятого ранга, сборщица душ. Она как раз закончила смену и тоже сидела в баре.
Стефания опять надолго замолчала, неподвижно глядя в одну точку. Ее не понукали — всем хотелось узнать, чем кончилось дело. Стефания не так уж часто позволяет себе вот так разговориться.
— Мы выпили вместе, — призналась чертовка. — Немного пообщались. Обменялись последними сплетнями. Я пожаловалась ей на этих проклятых старикашек, она рассказала ужасно смешной анекдот… про Асмодея… А потом… потом… потом она предложила перекинуться в картишки. И мы сели за игру. Сначала я выигрывала, и раззадорилась. Понемногу мы начали повышать ставки, а я только радовалась. И сама не заметила, как удача от меня отвернулась. Я проиграла все. Все. У меня не осталось ничего вообще. И тогда… тогда я поставила на кон душу. Праведную человеческую душу, которую должна была доставить в Рай. И ее я тоже проиграла.
— Да разве ты была иметь право на нее играть?! — не выдержал Грюнлау.
— В том-то и дело, что нет! — выкрикнула в ответ Стефания. — Это было должностное преступление! Из самых худших! На следующее утро, сообразив, что натворила, я разыскала ту дьяволицу и стала умолять вернуть проигрыш! Но она… она только расхохоталась мне в лицо… А когда я вернулась домой… знаете, в небесном трибунале сидят очень понимающие ангелы. Там много чего могут простить. Но я собственными руками отдала демону невинную душу. Душу, которую должна была хранить и оберегать паче собственной жизни. Ее не забрали у меня силой, не выманили обманом — я сделала это сама, добровольно. Обрекла на адские муки праведника, а такого… такого не прощают. Мне сожгли крылья и швырнули… швырнули… в общем, так вот все и закончилось. Крылья Гавриила, я до сих пор чувствую, как это больно… больно падать… — прошептала Стефания.
Несколько секунд за карточным столом царило тяжелое молчание. А потом Чертанов встал, хрустнул суставами и делано бодрым тоном сказал:
— Ну что, хватит на сегодня, что ли?
— Да, мне тоже есть капелька надоесть, — присоединился к нему Грюнлау.
— И то верно, — согласился Колобков, разглядывая чаек. — Чего это мы все за картами, да за картами? Пора и делами заняться.
Колобков поднялся со стула, помогая себе тростью. Пошевелил пальцами босой левой и пристукнул о палубу деревянной правой. Невольно почувствовал себя Джоном Сильвером и снова хихикнул.
— Мы куда плывем-то, мужики? — облокотился о фальшборт капитан яхты. — Мне кто-нибудь скажет, или я так и буду не в курсах?
— Петр Иваныч, так вы же присутствовали, когда мы это обсуждали, — кисло напомнил Чертанов.
— Серега, у меня тогда нога страшно болела. Я не помню ни черта.
