Дэйв Дункан - Золоченая цепь
— Милорд, маркиз Наттинг! — Эхо перекатывалось по сводам. Вот здорово! — Душой своей я, Дюрандаль, кандидат Верного и Древнего Ордена Королевских Клинков, в присутствии моих братьев клянусь вечно защищать тебя от всех врагов, ставя саму жизнь мою единственно как щит, ограждающий тебя от опасностей, храня лишь верность господину нашему, Королю. Дабы скрепить эту клятву Узами крови, прошу тебя, пронзи мое сердце мечом этим, дабы я умер, коли принес ложную клятву, или жил силою собравшихся здесь духов, чтобы служить тебе до самой своей следующей смерти.
Снова на пол и на колено…
Бледный как полотно, трясущийся маркиз взял меч, едва не уронив его, Дюрандаль встал и отступал назад, пока не уперся в наковальню. Он сел.
Великий Магистр толкнул маркиза вперед. На этот раз тому пришлось держать меч обеими руками. Отбрасывая блики, меч мотался у него в руках, описывая острием неуверенные круги — вот дурак! Не дело, если он промахнется мимо сердца, совсем не дело. Он терпеливо ждал, пока перепуганный дворянчик не встретится с ним взглядом. Потом ободряюще улыбнулся ему и поднял руки. Байлесс и Готертон отвели их назад, прижав к своей груди. Он не должен дергаться слишком сильно от боли. Он ждал. Он слышал, как стучат зубы у Наттинга.
— Ну же! — произнес он. Он готов был уже добавить. «Не промахнись!» — но тут маркиз взвизгнул:
— Служи или умри! — И нанес удар. То ли он все-таки послушался напутствий Дюрандаля, то ли просто поскользнулся, но он практически упал на него с выставленным вперед мечом. Острое лезвие пронзило мышцы, ребра, сердце, легкое, снова ребра и выскочило со спины. Гарда уперлась Дюрандалю в грудь.
Это было больно. Он ожидал боли, но все тело его словно взорвалось. И даже сквозь ослепительную пелену он видел два перепуганных глаза, смотревших на него. Он хотел сказать: «Вам нужно скорее выдернуть его, милорд», но говорить с мечом в груди оказалось слишком трудно.
Великий Магистр с силой дернул Наттинга назад. К счастью, тот не выпустил меч из рук.
Дюрандаль опустил взгляд. Рана затягивалась на глазах. Струйка крови была на удивление тонкой; впрочем, так и полагалось: пронзенное посторонним телом сердце не в состоянии качать кровь. Он ощущал исцеление — покалывающую волну, пробежавшую по ране от груди к спине, сопровождавшуюся приливом сил, гордости и возбуждения. Байлесс и Готертон отпустили его. Кузница взорвалась радостными криками. Это показалось ему неуместным, хотя в прошлом он сам всегда кричал, радуясь за других. Узы казались ему теперь рутиной, не более.
Он был Клинком, рыцарем Ордена. Люди будут обращаться к нему «сэр Дюрандаль», хотя сам по себе титул этот ничего не даст.
— Ты обошелся бы и без нас! — шепнул Готертон. — Ты почти не пошевелился!
Позже их нужно будет отблагодарить, и Щенка, и оружейников, и остальных. Всему свое время. Он встал и направился забрать меч, пока окаменевший маркиз не уронил его. Теперь-то он мог разглядеть его получше. Это был полуторный меч с прямым клинком, длиной примерно в ярд — ровно такой длины, чтобы он мог носить его на поясе, не цепляя за землю. На две трети длины лезвие было односторонним, но ближе к концу оно имело заточку с обеих сторон. Он восхищенно любовался изящными желобками на лезвии, плавным изгибом гарды, упором для пальца на случай, если он будет орудовать клинком как шпагой, горящим кошачьим глазом на головке рукояти, уравновешивавшей меч. Разумеется, оружие было идеально сбалансировано: центр его тяжести располагался не слишком близко к острию, чтобы им удобно было колоть — но и не слишком далеко — от него для рубящего удара. Оружейники выковали идеальное оружие для фехтовальщика, в совершенстве владеющего разнообразной техникой боя. Разложи они перед ним сотню мечей, он наверняка выбрал бы этот. Его восхищали даже пятна собственной крови на клинке; не стирая ее, он сунул меч за пояс. Он назовет его «Харвест» — хорошее имя для меча, память о друге, который погиб по глупой случайности.
Байлесс хлопотал, стараясь помочь ему одеться, Великий Магистр поздравлял его, а он все пытался припомнить всех, кого должен отблагодарить…
Вдруг внимание его привлек маркиз — этот бледный, трясущийся слизняк на заднем плане. Как странно! Это псевдоаристократическое ничтожество единственное ясно выделялось в полумраке помещения. Никто другой, ничто другое не имело значения. Увы, ничтожество как было, так и осталось ничтожеством — но теперь это было очень важное ничтожество. За ним надлежало присматривать, его надлежало охранять.
С ума сойти!
Сэр Дюрандаль подошел к своему подопечному и почтительно поклонился.
— К вашим услугам, милорд, — произнес он. — Когда мы выезжаем?
8
Маркиз не путешествовал верхом; он прибыл в Айронхолл в карете — впрочем, то выяснилось позже, утром. Первым же делом была традиционная трапеза в зале, на которой новый Клинок и его подопечный сидели с рыцарями, младшие засыпали, ткнувшись лицом в тарелки, а мужчины постарше произносили дурацкие речи. Смерть Харвеста могла бы поубавить веселья, но этого не случилось.
— Нам всем так жаль его, — объяснял Магистр Архивов. — В среднем выходит обычно недели по две. Мне-то самому довелось мучиться всего пару дней. Но этот несчастный малыш, — весь зал загудел от хохота, — эта невезучая крошка, пробыла Щенком целых три месяца! И Щенок из него был, прямо скажем, никудышный. Он не умел пресмыкаться. Он заискивал неубедительно. Его хныканье ужасало. Но наконец, много позже, что-то такое все-таки приползло к нашим дверям — нечто такое, что Великий Магистр, будучи в хорошем расположении духа, согласился принять. Нет, я говорю не о Кандидате Байлессе: тот появился позже. В общем, Щенку снова позволили вернуться в общество людей. Он пришел ко мне, чтобы выбрать имя. «Нет, — сказал я ему. — Этого нельзя. Это святое». А он мне: «Но вы же говорили…»
И так далее, и тому подобное. Если это нравилось детям, СЭР Дюрандаль мог даже снисходительно улыбаться. Это Сопрано прилепили к нему «сэра», и, оберегая свое имя, он залепил им не одну затрещину.
Тем временем из-за стола поднялся, покачиваясь, Магистр Фехтования.
— …неправду говорят, что он сумел одолеть меня на второй же день в Айронхолле. Абсолютный вздор! Это было вовсе на ТРЕТИЙ день!
Снова восторженные вопли. На самом деле это случилось через два года, даже через три, если считать стабильные результаты поединков. Он пригубил вино и едва не поперхнулся.
— Именем духов, что это за ослиная моча? — прошипел он.
Магистр Верховой Езды ухмыльнулся так, словно ждал этого вопроса.