Наталия Белкина - Наместник
Вот так в один миг перевернулся весь мир. Я была почти счастлива и вдруг получила удар, откуда совсем не ждала. Как же я злилась! Мне хотелось сейчас же пойти и убить проклятую ведьму, что отняла у меня отца. Я представляла ее красивой, нахальной и распущенной девицей, которая, смеясь, уговаривает отца бросить нас и уйти к ней.
Пребывая в таком настроении, я и не заметила, что вместо того, чтоб подняться на лифте, пошла пешком, в гневе распинывая валяющийся на лестнице мусор. Какая грязь! Везде грязь и предательство!
Мама была дома. Она уже несколько дней не ходила в университет и не писала свою диссертацию. Видно было, как она постарела и подурнела за эти дни: растрепанные волосы с проседью и огромные сизые мешки под глазами. Увидев ее, я уже не смогла сдержать слез, и мы обе разревелись.
— Мам, я сказала ему, что больше не хочу его видеть.
— Он твой отец! Не надо так говорить.
— Нет, я его ненавижу!
— Он твой отец.
— Предатель! Он же нас предал! Иуда!
— Он твой отец…
Мы еще долго сидели на кухне, пили кофе, решали, как нам жить дальше. Мать курила, стряхивая пепел прямо на стол, говорила, что это, наверное, она виновата, что располнела и перестала за собой следить и мало уделяла отцу внимания, потому что не было времени: все работа, диссертация… А я отвечала, что она тут не при чем, конечно, просто он нас не любит, и что она у меня еще совсем молодая, и ей надо выйти замуж, и что я буду называть папой ее нового мужа, а «этого» — больше никогда, никогда…
Мой любимый подоконник вновь меня обрел. Когда мать, наконец-то, уснула, я притулилась в своем углу и стала все основательно обдумывать и приводить в порядок растрепанные мысли. Никогда еще в моей жизни не происходило ничего подобного, никто не уходил так окончательно и безвозвратно. Я вдруг осознала, что и со мной, как и со всеми остальными, может случиться что-то бесповоротное и страшное, что когда-нибудь умрет бабушка и мама, и я….А что касается отца, то он уже, как будто умер.
Мне было очень тяжело. Хотелось кому-нибудь рассказать о своем несчастье, кому-нибудь близкому и родному, Но где же та жилетка, в которую можно поплакать? Что-то Кирилл меня совсем забыл, а мог бы, между прочим, найти для меня хотя бы полчаса.
И все же я начинала потихоньку успокаиваться. В конце концов, у меня ведь был еще Муромский. А он-то меня никогда не бросит. Послезавтра на прощальном вечере мы с ним встретимся и уж больше никогда не расстанемся.
ГЛАВА 6
Наша с мамой новая жизнь постепенно входила в свое привычное русло. Прошло уже два дня с тех пор, как я узнала о предательстве отца, и нужно было жить дальше, ведь впереди меня ожидало только хорошее.
Утром двадцать пятого мая я готовилась к прощальному вечеру в школе. Что-то подсказывало мне, что именно сегодня должно произойти нечто потрясающее, и связывала я свои надежды, конечно, с Кириллом.
Я вертелась возле зеркала, примеряя свой наряд. Сама себе в этот момент я казалась совершенством, почти невестой, если не считать через чур короткой для этой роли юбочки. Из ванной вышла мать и, остановившись у двери, стала критически меня оглядывать.
— Дочка, тебе не кажется, что коротковато?
— Да нет, мам. Смотри, здесь еще будет, вот — шифон.
— А каблук не слишком большой? Ты же устанешь.
— Мама, но у меня будет высокий кавалер, — произнесла я таинственно.
— Да что за кавалер такой? Рассказала бы хоть.
Наконец-то, мне удалось заинтриговать маман. После ухода отца мы сблизились с ней, нас объединила общая боль. Мы обе из последних сил старались избежать отчаянной ненависти к мужу и отцу, мучительно разыскивая иные темы для общения. Тогда для меня стало открытием, что моя мать — тот единственный человек, с которым я могла поделиться самым сокровенным. Я рассказала ей о Муромском, о нашем свидании, поделилась своими затаенными страхами и наивными надеждами. Мать удивленно выслушала и сказала:
— А я и не заметила, как ты повзрослела, Беатриче… Надеюсь, ты знаешь, как предохраняться?
— Да ты что, мам! — махнула я рукой, потому что на такие темы еще не готова была говорить с ней. — Лучше посоветуй что-нибудь насчет прически.
— Тут я тебе не советчик. Ты же видишь, я всю жизнь проходила с пучком на голове. Тебе надо в парикмахерскую сходить. Да и мне тоже как-нибудь…
В парикмахерскую я не пошла, потому что не любила никаких затей с волосами. Причесалась сама, исходя из принципа, что простота — лучший друг красоты. Глядя в зеркало, я нравилась себе и надеялась произвести впечатление на Кирилла.
— Как ты дойдешь до школы? Дождь ведь, — спросила мама.
Я вспомнила, что в прошлом году меня подвозил отец, и мне опять стало грустно. Нет! Нужно было срочно выбросить все это из головы. Сегодня я должна была быть сияющей и счастливой.
— Я надену плащ, мам.
Я отправилась навстречу своему счастью, безоговорочному и несомненному. Я была уверена в себе на все сто. Как ни странно, именно уход отца добавил мне этой уверенности. Я поняла, что все в жизни зависит только от меня, не на кого больше пенять или искать защиты. И даже если за время моей болезни Линка снова прибрала Кирилла к рукам, я сумею отстоять свою любовь. В этом я не сомневалась нисколько и была полна решимости и дерзости.
В школу я пришла в прекрасном настроении. Там собрались еще далеко не все. Был кто-то из наших, несколько девчонок из параллельного класса. Я искала глазами одну единственную высокую фигуру и пока не могла отыскать. Заглянула в актовый зал, где все еще шли приготовления и звучала музыка, вошла в класс, где прихорашивались девчонки, прогулялась по коридорам. Муромского нигде не было. Значит, он просто еще не пришел.
Я присела на скамью у окна и стала его ждать. В школе становилось все шумнее, народ начал собираться.
— Привет, Бет! — услышала я вдруг.
Это была Ритка с еще одой девчонкой из параллельного класса. Они направлялись ко мне.
— С выздоровлением! А я, представляешь, контрольную по английскому на четверку написала! Сама! Без твоей помощи!
— Молодец! — искренне обрадовалась я. — Можешь ведь, когда захочешь!
Я была рада видеть Ритку и вообще всех. Я была просто рада всему, оттого что очень надеялась на счастье.
— Ты так классно выглядишь! — продолжала Ритка свои восторги.
— И ты тоже! — восклицала я.
— А мы уж думали, что ты и не придешь после таких известий. Я бы, наверное, с ума сошла на твоем месте. А ты — ничего, цветешь и пахнешь! — уже почти кричала Ритка. Из-за нарастающего гула голосов и музыки мы могли общаться только на повышенных тонах.
