Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность
— Странный ты. Не надо, так радуйся.
— А я радуюсь. Что, не заметно?
— Ещё как заметно, — оба замолкли на некоторое время.
— Слушай, а Махшур тоже?
— Угу. Они вместе. Один держал, другой поил отравой.
— То-то он испугался. А с каких это пор ты заделался Воплощенным?
— Со встречи с Пророком.
— И молчал все это время…
— Да как-то к слову не приходилось. Да и какая разница?
— Ничего себе, какая разница! Я думал, это все сказки…
— Все сказки, Орис. И лучше бы им так и оставаться сказками.
— Что она с тобой сделала, что ты сам на себя не похож?
— Ничего.
— Ничего? Хорошенькое ничего. Да за такое ничего…
— Не смей.
— О… вот даже как. То-то ты сбежал от неё и Мастера укокошил. Из благодарности, не иначе. Слушай, какого демона ты торчал там почти две недели?
— Ничего ты не понимаешь, Свисток.
— Неа, не понимаю. В упор не понимаю, почему она до сих пор жива, а ты похож на покойника.
— Ну и не понимай дальше.
— У тебя ещё осталось?
— Угу.
— Дай. Напьюсь и пойду сам её…
— Только попробуй.
— Тебе то что?
— Ничего.
— Повторяешься. И вообще, неубедительно.
— Неважно. Убедительно, не убедительно… отдай кувшин.
— Ты правда был её любовником?
— Угу.
— Угу? И все?
— А что ещё? Был.
— Какая она?
— Слушай, не надо, а? Я не хочу.
— Угу. А правда, что она тебя на балу… э… раздела?
— Нет, не правда.
— Серьезно?
— Так интересно?
— Очень.
— А ты знаешь, что ты просто наглая любопытная свинья?
— Знаю. Она хоть красивая?
— Да. Красивая, — последние капли из кувшина не помогли отвлечься. — Таких больше нет. Если бы… ширхаб! Я не хочу… — пустой кувшин прогрохотал по крыше и слабо дзынькнул внизу о булыжники мостовой, но Хилл этого не заметил. Зажмурившись и сжав кулаки, он безуспешно пытался не заскулить, подобно брошенному щенку. Почти целые сутки ему удавалось не думать о ней, не вспоминать… но стоило совсем немножко ослабить контроль, и все. Ослепительная, не дающая вздохнуть боль нахлынула прорвавшейся плотиной. Словно все это время подкарауливала и копила силы, чтобы раздавить его. Почти целые сутки он ждал, что она позовет или пошлет за ним. Он надеялся где-то в глубине души, что все же ей не все равно. Но тщетно. Она просто о нем забыла. Любовник? Нет. Старая, надоевшая игрушка. Не достойная ни жалости, ни гнева.
— Хилл? Эй, ты чего? — обеспокоенный голос друга с трудом достиг его сознания, помогая вынырнуть из захлестнувшего потока тоски. — Хилл? Да что она с тобой сделала?
— Она? Ничего, — сглотнув предательский комок в горле, он старательно ухмыльнулся.
— Она что, тебя околдовала?
— Да зачем… околдовала… — у него вырвался горький хриплый смешок. — Если бы. Я сам. Идиот. Самонадеянный осел. Ей достаточно было поманить… всего одна улыбка и пара ласковых слов. Много ли надо? Чтобы поверить, чтобы надеяться. Мне хватило. Если бы ты видел её! Ишак, тролль безмозглый! Как будто принцесса может полюбить мальчишку с помойки! Какой же я кретин!
— Успокойся, хватит ругаться.
— Я спокоен, как труп. Я и есть труп.
— Ты дурак. Самый настоящий.
— Дохлый дурак.
— Живой, тупой, безмозглый осел. Если уж ты в неё влюбился, зачем сбежал?
— По тебе соскучился.
— Как же. Ну-ка, почему ты дохлый дурак, когда, на мой взгляд, вполне даже живой?
— Потому что Мастер перемудрил с этим контрактом. Тут либо Шу, либо я. А её я трогать не собираюсь. Все понятно?
— Угу. Совсем умом подвинулся.
— Да я разве отрицаю?
— Так почему ты от неё сбежал?
— Потому что подыхать в ошейнике не охота. Никогда не был домашней зверушкой? Попробуй, незабываемые ощущения.
— И где этот ошейник? Я что-то не заметил.
— Снял.
— Угу. Только вчера, да? Можешь не отвечать, и так понятно. То есть почти две недели там торчал и не жаловался, и никуда не удирал, а вчера вот так сразу надоело.
— Да что ты допытываешься? Какая разница, вчера, завтра…
— Да никакой. Просто смотреть противно, как ты тут на луну воешь.
— Я не вою.
— Угу, заметно.
— Хватит уже, а? Вон пойди на базаре селедку купи и потроши, сколько влезет. А от меня отстань.
— Ладно, отстал уже.
Третий и последний кувшин они распивали в молчании, каждый думал о своем. Сиренево- голубые отблески над Закатной Башней неудержимо притягивали взгляд Хилла. Он пытался не думать о Шу, не представлять себе её — как она вынимает шпильки из волос, рассыпая по плечам черный шелк, как выскальзывает из платья, как улыбается нежно и зовуще. Не вспоминать запах кувшинок и дикого меда, сияние сиреневых искорок в глазах. Он убеждал себя в том, что не стоит прямо сейчас идти к ней, чтобы только увидеть, прикоснуться на миг, услышать, как она произносит: «Тигренок». Наверняка сегодня она улыбается не ему. Наверняка не помнит даже, как он выглядит. Куда ему, подкидышу, сопляку, до Имперского Дознавателя, начальника Тайной Канцелярии. Глупо было даже мечтать о том, что она может предпочесть великолепному Дайму какого-то мальчишку.
И с чего он взял, что Её Высочество снизойдет до того, чтобы ловить беглую игрушку? Ведь стоило признаться самому себе — весь день он прислушивался, не пришли ли за ним? Среди прохожих выискивал знакомое лицо капитана Ахшеддина. Почему-то казалось, что она пошлет именно его. И ещё размышлял, как бы и от него слинять. Дурак. Появись сейчас поблизости Эрке, сам бы протянул руки, только бы не ждать больше. С Мастером и Гильдией все улажено, с Орисом он попрощался, ничего больше его не держит. И как ему в голову пришло, что он сможет жить один, не видя её? Зная, что никогда больше она не улыбнется ему, не прижмется доверчиво… кретин. Осел. С чего он взял, что хуже унижения, неволи и страха смерти нет ничего? Есть, ещё как есть. Свобода. Полная, безграничная свобода. Иди, куда хочешь, делай, что угодно, никто слова поперек не скажет, не говоря уже о плетке. И кому она нужна, эта свобода? Что с ней делать? Есть?
Все в том же молчании юноши разошлись по домам. Орису не хотелось оставлять Хилла одного, но он понимал, что ничем ему все равно помочь не сможет. Странной болезнью, сводящей с ума самых, казалось бы, разумных и решительных, он не заражался ни разу, и не предполагал, что его лучший друг способен вот так, головой в омут, влюбиться. И в кого? В принцессу Валанты, Темную колдунью. Прав был Хилл, некоторые сказки должны оставаться сказками.
* * *Не в силах больше выносить тишины собственных покоев, Её Высочество решила и впрямь наведаться к брату. Думать о предстоящем бале-маскараде её хотелось не больше, чем о жизненном цикле навозных жуков, но все же она обещала Кею зайти. И себе что-нибудь сообразить надо. Хотя… пару бутафорских кожистых крыльев за спину, черно-алое платье в обтяжку, и можно без грима изображать из себя голодного вампира. Как раз цвет лица и выражение глаз подходящее.