Мэрион Брэдли - Наследники Хамерфела
Видя, как сразу погрустнела жена, он добавил:
— Но это не должно отравлять тебе радость материнства. Я уверен — мы все уладим.
Тогда вмешался лорд Валентин:
— Очень бы хотелось, чтобы вы все-таки разрешили жене приехать к нам хотя бы на какое-то время. В Арлинне собраны прекрасные акушерки, поэтому если позаботиться о ее безопасной перевозке, то там, смею вас заверить, за близнецами будет самый лучший уход и содержание.
— Простите, но я не хочу даже обсуждать этот вопрос, — заявил Раскард. — Мои сыновья должны появиться на свет под родной крышей.
— Тогда разговор окончен, — сказал лорд Валентин вставая, чтобы раскланяться.
Герцог Раскард предложил им задержаться, чтобы устроить прием и, возможно, пир в их честь, но гости вежливо отказались и покинули замок с многочисленными уверениями в обоюдном уважении.
Пока они ехали по дороге из Хамерфела, Эрминия печально смотрела им вслед. От Раскарда это не укрылось.
— Ты ведь не хочешь оставить меня одного и рожать наших сыновей среди чужих людей! — воскликнул он.
— Нет, конечно, нет, — ответила она, — но…
— Да, я знал, что обязательно появится какое-нибудь «но». Что это за сила, которая способна оторвать тебя от меня, дорогая? Разве ты можешь пожаловаться, что я плохо с тобой обходился?
— Нет, ты самый добрый и самый лучший муж, который только может быть, — ответила Эрминия. — Тем не менее я чувствую, что должна пройти обучение, как и положено лерони. Меня волнует, что я обладаю способностями, о которых не знаю и даже не догадываюсь.
— Но ты понимаешь в этих делах куда больше, чем я и любой другой человек в Хамерфеле, — сказал Раскард. — Неужели тебе этого мало?
— Нет, я не жалуюсь, — произнесла Эрминия, — но можно узнать еще столько нового, мне поведал об этом звездный камень, и теперь я чувствую себя совершенной незнайкой по сравнению с тем, кем могла бы быть. Или, например, по сравнению с лерони Мерельдой, которая такая ученая и умная…
— Мне не нужна ученая жена. Ты меня устраиваешь такой, какая ты есть! — Раскард заключил ее в объятия. Она больше не произнесла ни слова. На настоящий момент, имея любящего мужа и ожидая рождения сыновей, она была вполне счастлива.
4
Фиолетовая луна сошла на нет и начала новый цикл. Через три дня после новолуния Эрминия Хамерфел, в полном соответствии с предсказанием лерони, родила двух сыновей-близнецов, похожих друг на друга как две капли воды. Два маленьких, красных малыша кричали изо всех сил, а головки их покрывали густые черные волосы.
— Вот те на: темноволосые, — нахмурилась Эрминия. — А я-то надеялась, что хоть один из сыновей будет обладать лараном, как это водится в нашем роду.
— Что касается ларана, моя драгоценная, то и мы, и они прекрасно обойдемся без него, — ответил Раскард. — Мой род никогда не отличался особо сильным лараном.
— Или один, или оба в дальнейшем могут порыжеть, — сказала повитуха, склонившись над роженицей. — Когда дети рождаются с таким количеством черных волос, то очень часто эти волосы выпадают, а вместо них вырастают или такие же, или рыжие.
— Это правда? — спросила Эрминия и замолчала, углубившись в свои мысли. — Да, ближайшая подруга моей матери говорила, что, когда я родилась, у меня тоже были черные волосы, но они выпали, а потом выросли уже ярко-рыжие.
— Тогда — все может быть, — произнес Раскард и наклонился, чтобы поцеловать жену. — Огромное тебе спасибо за этот подарок, моя дражайшая леди. Как мы их назовем?
— А вот это решать тебе, муж мой, — ответила Эрминия. — Не назвать ли тебе одного из них именем сына, погибшего от рук Сторна?
— Алариком? Нет, я не хочу, чтобы над моим сыном постоянной угрозой висел рок покойного, — произнес Раскард. — Лучше я покопаюсь в архивах Хамерфела, посмотрю, как звали в нашем роду тех, кто жил долго и отличался здоровьем.
И вот, тем же вечером, он пришел к ней в комнату. Эрминия лежала, обнимая малышей, а у подножия кровати развалилась Ювел, ставшая уже огромной псиной.
— Зачем ты повязала на запястье одного красную ленточку и не сделала того же его брату? — спросил Раскард.
— Это сделала я, — сказала повитуха. — Он старше своего брата почти на двадцать минут, он родился в тот момент, когда часы пробили полдень, а его ленивый братец не появлялся еще несколько минут.
— Хорошая мысль, — одобрил Раскард, — но повязка может свалиться или потеряться. Позови Маркоса, — добавил он, и, когда старый слуга вошел в комнату, поклонившись герцогу и его жене, герцог повелел: — Возьми моего старшего сына: маленького герцога и наследника, — того, что с повязкой на руке. Позаботься о том, чтобы у него была отметка, по которой его никогда не спутали бы с братом.
Маркос наклонился и взял малыша. Эрминия вся прямо-таки затрепетала от испуга:
— Что ты собираешься с ним сделать?
— Я не сделаю ему больно, госпожа, разве что на какую-то секунду. Просто поставлю ему клеймо с гербом Хамерфела и принесу обратно. Это займет лишь минуту, — сказал старик, подняв ребенка, и, невзирая на мольбы матери, вышел с ним из комнаты.
Очень скоро он действительно принес младенца назад, распеленал и показал красную отметину на маленьком плечике — знак герцогов Хамерфелов.
— Его имя будет Аластер, — объявил Раскард, — так звали моего отца; а имя второго» — Конн, в честь моего пращура, во времена которого началась вражда со Сторнами. Ты не возражаешь, дорогая?
Мирно спавший до этого ребенок проснулся и закричал, сердито наморщив личико.
— Ты сделал ему больно, — накинулась на слугу Эрминия.
Маркос рассмеялся.
— Несильно и очень ненадолго. К тому же это слишком малая цена за право наследовать Хамерфел.
— Тогда черт бы побрал и Хамерфел, и право наследования, — гневно бросила Эрминия, обнимая кричащего Аластера и подставляя ему грудь. — Сюда, сюда, моя крошка. Теперь ты с мамочкой, и больше никто не посмеет тебя тронуть.
В этот момент Конн, лежавший в люльке в другом конце комнаты, проснулся и заплакал, словно откликаясь сердитым эхом на крики братца. Раскард подошел взять на руки младшенького, судорожно трепыхавшегося в пеленках. Раскард с удивлением заметил, что Конн вовсю глядит на свое ничем не отмеченное левое плечо. Причем, как только Конн начал кричать, Аластер успокоился и заснул у Эрминии на руках.
В последующие дни Эрминия неоднократно замечала подобное: когда Аластер начинал кричать, Конн просыпался и тоже хныкал, но когда однажды Конн больно укололся о заколку ее броши, Аластер продолжал мирно спать. Она вспомнила, что говорили в ее роду о близнецах, родившихся в семьях, где ларан передается по наследству: один из них всегда имеет чуть больше психической энергии, чем другой. Очевидно, из двух близнецов Конн был более сильным телепатом, и поэтому, чтобы его успокоить, ей требовалось больше времени. Раз он чувствовал не только свою боль, но и боль брата, ему требовалось больше любви и заботы. В первые месяцы жизни Конн стал любимцем матери, а Аластер — отца, поскольку был наследником, вел себя спокойнее и больше улыбался папочке.
