Павел Блинников - Семь Толстых Ткачей
— Это круто. Но я думаю справлюсь.
— Будем надеяться молодой человек, — сказал Чан. — Садитесь на мое место, а я буду следить за всем из соседней комнаты.
Китаец уступил кресло и пошел к небольшой дверке в стене справа. Ким сел и отметил, что оно не несет в себе следов тепла китайца. Как будто не человек здесь сидел, а статуя.
— Теперь пару советов на дорожку, — сказал Джек.
— Слушай старина, я профессионал. Я два года увольнял людей в Америке и спас троих самоубийц. Я профессиональный переговорщик, и думаю смогу справиться с такими пустяками.
— В таком случае, я присоединюсь к Чан сану.
Джек ушел, а Ким откинулся в кресле. Он совершенно не волновался и это хорошо. В переговорах главное — это первое впечатление. Заставить ЕГО нервничать, показать что ТЫ, спокоен. Завладеть инициативой в самом начале. Он, правда, не видел Вольта, но так как ему предстояло ругаться, решил даже закинуть ноги на стол. Это подчеркнет незначительность разговора.
Экран на стене загорелся. Пару секунд он оставался пуст, а потом его заполнила толстая рожа, с донельзя злыми маленьким глазками.
— А ты кто такой мать твою, и где Чан? — сказал толстяк с экрана.
— Для начала здравствуйте. Зовут меня Ким, а вас? — Ким улыбался правым уголком губ. Он знал насколько ехидная эта его усмешка.
— Ким значит? — полуприкрыл глаза толстяк. — Как же знаю. Дерьмовый трепач. Значит, Чан сдрейфил?
— Я уполномочен заявить от лица мистера…
— А не пошел бы ты в задницу, уполномоченный! Слушай меня Чан, я знаю, что ты сейчас это видишь. Я сотру и тебя, и твою компанию, и твою семью, и семьи твоих детей, и вообще всех вас с лица Мира. Ты даже не представляешь, кому перешел дорогу. Твой фильм провалится, если его вообще выпустят, а иначе не может быть. А теперь ты. Ты ведь не знаешь даже кто я, не так ли?
— Послушайте мистер Вольт, сбавьте обороты. Вы можете поливать нас грязью, от этого ничего не поменяется. В этом проекте у вас не получится снять сливки, понятно? Так что прекращайте плеваться в экран.
— А где ты находишься? Так сейчас посмотрим…
Лицо пропало с экрана, зато на заднем плане кто-то застучал по клавишам, со скоростью машинистки.
— Та-ак, главное здание Кахомы. Отлично. На твоих кредитных карточках сто пятьдесят тысяч долларов. Вернее, было сто пятьдесят тысяч долларов. Дальше, твои водительские права только что аннулировали. Семьсот тридцать штрафов за нарушение правил дорожного движения, придут к тебе очень скоро. Что тут с недвижимостью? Дом в Филадельфии. Тоже был. Все выплаты по закладной сброшены. И ты еще злостный неплательщик налогов. Пусть будет пятьсот тысяч. Я думаю, хватит.
Лицо Вольта вернулось на экран, Ким продолжал улыбаться, но вдруг пальцы предательски задрожали.
— Вы же не думаете, что я вам поверю? — сказал он в экран.
— Я уже упоминал, что мне плевать на твое мнение? Так знай это. И знаешь что еще парень, по закону жанра, люди вроде тебя должны оставаться несчастными. Хочешь, я предскажу тебе ближайшее будущее?
— Сделайте одолжение, — пальцы затряслись сильнее.
— А могу и прошлое. Тебя нашли через интернет. Привезли, рассказали байку обо мне и ушли, сославшись на нездоровье Чана. Он в действительности здоров как бык, но не хочет раскрывать карты раньше времени и знает — я вытянул бы из него всю информацию раскаленными клещами, если бы захотел… Тот, кто тебя привез, тоже не хочет святиться, ибо подобную операцию я смогу произвести с любым. И сейчас, как только я отключусь, войдут люди и выкинут тебя из кабинета. Ты останешься один в Гонконге, да еще без денег. Ты потратишь все на телефонные разговоры но не сможешь дозвониться даже до собственной любовницы. Может, напьешься с горя, а когда все же узнаешь, что я сказал тебе правду, залезешь в петлю к утру. Прощай.
Экран погас и одновременно с ним дверь, за которой скрылись Чан и Джек, открылась. Вот только вошли четыре накаченных мужчины в черных костюмах.
— Вас приказано вывести из здания, — сказал самый здоровый.
— Вы что шутите? Я понимаю смешно, но не до такой…
— Пойдете сами, или вас вывести?
— Эй, Джек твою мать! Это не смешно!
Мужчины сделали шаг вперед.
— У меня контракт вашу мать!
— Твой контракт аннулирован, — сказал мужчина и ударил Кима по лицу.
Проснулся переговорщик на маленькой лавочке в каком-то парке. Сначала он не понял, что случилось и где он и вообще…. Но тут, в черепной коробке словно разбилась бутылка с воспоминаниями. Толстая рожа, какой-то бред про аннулированные карточки и накладную. И наконец, кулак с перстнем на безымянном пальце. Он даже запомнил гравировку: "С". Ким встал и ощупал карманы. Бумажник на месте, сотовый на месте. Поискал в телефонной книге номер Джека, но ничего не нашел. Странно. Если бы хотели чтобы он не звонил, могли просто украсть телефон. В голове всплыло: "Ты потратишь все на телефонные разговоры, но не сможешь дозвониться даже до собственной любовницы". Ким нашел ее номер, нажал на вызов. Занято. Еще одно предложение: "Вернее, было сто пятьдесят тысяч долларов". Как по заказу, неподалеку нашелся банкомат. На карте осталось ровно семь долларов. Ким еще с десяток раз попытался позвонить Лизи — она то не брала трубку, то говорила с кем-то еще. Он смог дозвониться до своего банка, до страхового агента и даже позвонил соседу в Филадельфию, чтобы тот проверил его почтовый ящик. Потом пошел в бар, анализировать ситуацию. Туда ему позвонила Лизи.
К утру, полиция Гонконга нашла тело переговорщика в дешевой гостинице, с перерезанными венами. Счет его телефона опустел, а на зеркале Ким собственной кровью вывел: "7 толстых ткачей".
Марит
Солнце радовалось тому, что может освятить такое красивое здание. Что в нем красивого? Ну вот, хотя бы форма. Простая, и оттого прекрасная. Четырехугольное здание с куполом наверху. Старая православная церковь. Правда еще тридцать лет назад, солнце и не обратило бы внимания на этот дом, но с каждым годом он восстанавливался, обрастал разрушенными деталями и возвращал былое величие. Сотни узоров на белоснежной поверхности, снова воспроизвели житие святых и великомучеников, на внешних сводах храма залетали ангелы, а купол засиял червонным золотом. Раньше полноту картины довершал крест, но нынешний хозяин церкви молился другому богу. Солнце встает на востоке и пока у него не самый большой гол обзора. Оно не видит маленькую трубу, торчащую из западной стены. А к вечеру, солнце настолько устает, что не обращает на это внимание. Труба уродует превосходную упорядоченность древнего храма, и оттуда никогда не прекращает валить сизый дым. Хоть летом, хоть зимой, кто-то растапливает печь внутри церкви.
