Далия Трускиновская - Семья
— Со школой надо что-то делать, — продолжала Джимми. — Я не психотерапевт и во второй раз успокаивать перепуганную даму не собираюсь.
— Она меня достала… — проворчал Мерлин. — Дама…
— Понимаю. Мне, конечно, все равно, что из тебя вырастет. Меня даже устраивает, что ты всегда под рукой. А сам ты действительно хочешь всю жизнь дежурить на пунктах или болтаться в моем офисе? Да или нет?
— Да! — выпалил он.
— А если игра выйдет из моды?
— Вы еще что-нибудь придумаете.
— Не стану я ничего придумывать, — ответила она. — И так уже… ну, ладно…
— Она больше не будет звонить, — глядя в стол, буркнул Мерлин.
Он прекрасно представлял себе разговор: ошарашенная Джимми сперва терпит жалобы («Мишунчик совсем не хочет меня слушаться!»), потом решительно сворачивает эту бесполезную беседу. И ведь надо же додуматься — позвонить начальнице фирмы, где он работает! Будто он — пятилетка, отказавшийся есть дома рисовую кашу, и мать взывает к главному пятилеткиному начальству — воспитательнице в детском садике!
Джимми вздохнула.
— Не исключено, что осенью я прикрою обе фирмы, — сказала она. — Или кому-нибудь передам.
— Почему? — прямо спросил Мерлин.
— Такие обстоятельства.
— Без вас их… они… ну, ни у кого ничего не получится…
Это была чистая правда — все держалось на Джимми. Она умела закрутить вокруг себя вихрь общей фантазии, гоняла мальчишек в хвост и в гриву, весело утрясала все недоразумения с клиентами; если нужно было выстроить новый маршрут для игры и убедиться в его безопасности, именно Джимми лезла во все дыры.
— Может, и так. Но я… я хотела бы заняться чем-то другим… — Джимми достала мобилку и посмотрела, который час. — Время… В общем, ты все понял. Иди, а я тут еще посижу.
Легкая тревога охватила Мерлина — что-то с Джимми было не так. Он встал, дошел до выхода из кафешки, но возле самой двери сделал финт и оказался в темном углу, где стоял одинокий столик.
Джимми кого-то ждала, и ждала безрадостно. Мерлин не мог бы объяснить происхождение своей тревоги — но, если бы его спросили, беспокоит его встреча Джимми с мужчиной или с женщиной, он бы не ответил вразумительно по той простой причине, что предвидел именно встречу с мужчиной. И никто в мире не мог бы объяснить ему, что это — внезапная ревность. Сколько Мерлин жил на свете — а ревности почитай что не испытывал и очень удивлялся, когда кто-то из одноклассников с ума сходил, потому что девчонка пошла на дискотеку с другим.
Он был прав — к Джимми подошел мужчина. Он сел напротив, подозвал официантку, что-то заказал. Джимми говорила с ним — но не так, как с ребятами в офисе. Там, наверху, она все обращала в шутку. А тут отказывалась понимать шутки — не отвечала мужчине улыбкой на улыбку. В конце концов он, выпив большой бокал «латте», увел Джимми. В окно Мерлин наблюдал, как мужчина останавливает такси, как Джимми стоит у распахнутой дверцы в сомнениях. Но он ее уговорил — они уехали вместе.
Если бы Мерлина попросили описать этого мужчину, он не припомнил бы никаких особенностей внешности и отделался всеобъемлющим определением: «Старый козел». А меж тем мужчина был для Джимми подходящим кавалером. Она — невысокая, темноволосая, со складной фигуркой, и он рядом с ней — выше на полголовы, плечистый, с правильным и выразительным лицом, которое умные люди назвали бы породистым, с легчайшей проседью, той самой, которая украшает сорокалетнего мужчину. Они были парой, на вид — даже очень удачной парой, вот только Джимми лучше смотрелась бы в платье, тогда всякий бы сказал: вот мужчина со своей женщиной.
Ни разу не испытав ревность и не ведая, с чем этот деликатес едят, Мерлин поступил как истинный ревнивец. Он отправился к дому Джимми.
Он знал, что начальница живет одна в маленькой двухкомнатной квартире, на четвертом этаже старого здания, отделанного лепниной; это здание попало в список третьестепенных архитектурных памятников, почему и оказалось даже без косметического ремонта — приобрести его, соблюдая все выкрутасы закона, было мудрено, желающих не нашлось. Как-то в шесть утра такси развозило всех занятых в игре «беги-горожан» по домам — вот Мерлин и заметил подъезд, в который вошла Джимми.
Ему почти не приходилось бывать в этой части города. Но, подходя, он словно погружался в «дежа-вю» — многое казалось знакомым.
— Почему парикмахерская? — вдруг спросил он себя. — Тут не должно быть парикмахерской… Почему трамвайная остановка на углу?
Остальное не вызывало раздражения — с остальным все было в порядке.
Мерлин прогулялся взад-вперед у подъезда, потом вошел. Подъезд был именно такой, каким он за секунду до того померещился, — выложенный сине-желтыми изразцами. На площадках между этажами в угол возле высокого окна было встроено деревянное сиденье — для тех, кто на старости лет вынужден тащиться на шестой этаж без лифта. Ноги сами понесли вверх. Дойдя до третьего этажа, Мерлин остановился, подумал, и спустился к сиденью между первым и вторым.
Он не собирался просидеть там всю ночь, он вообще ничего не собирался… просто вот сел и сидел…
Минут через двадцать наверху хлопнула дверь, кто-то неторопливо пошел вниз. Мерлин не думал, что это мог бы быть мужчина, который увез Джимми, он вообще ничего не думал.
Но это оказался именно тот мужчина. Он шел задумчиво, глядя себе под ноги, и не обратил внимания на Мерлина. А Мерлин уставился ему уже не в лицо, а в затылок.
С каждым шагом затылок уплывал все ниже, а в голове делалось все светлее: блин-переблин, чего я тут вообще торчу?
Мерлин тоже спустился, вышел из подъезда и увидел, что мужчина садится в такси. Он усмехнулся — на душе действительно полегчало. И вспомнилась проблема, с которой следовало разобраться немедленно.
Для начала Мерлин позвонил Кузьке.
— Я не ослышалась? Она позвонила Джимми? — переспросила удивленная Кузька. — Ну, Мерлин, это не лечится! И не пытайся!
— Придется, — ответил он. — А то она повадится звонить моему начальству — что я носки не постирал, что я манную кашу не ем!
— Так ведь действительно не ешь.
— Она ее варить не умеет!
Этот разговор на самом деле нужен был Мерлину, чтобы завестись перед скандалом.
Он явился домой и был встречен неизменным:
— Ой, Мишунчик! Хочешь пельмешки? Я купила недорогие и очень хорошие пельмешки.
— Мать, я тебе сто раз говорил — не бери всякое дерьмо, — ответил Мерлин. — Отравишься же. И скажи, пожалуйста, как ты додумалась звонить в «Беги-город»?
— Я хотела… — мать смутилась.
— Хотела как лучше?
