Алёна Кручко - Полуночные тени
— Не ходи больше одна, — сказал, тронув жеребца. — Не нравится мне в лесу, с той самой ночи не нравится. Не знаю, что там Курж наворожил, а только ничего не изменилось.
Вороной вышел на тропу, собачья молодь, оставленная хозяином без внимания, носилась кругами вокруг. Лес был светел, пронизанный полуденными лучами, и не верилось, что где-то в нем таится зло.
— Что ж это, господин, — не выдержала я, — так и будем теперь? Незнамо чего бояться? В лес носа не высовывать? Разве ж это жизнь, а?!
Молодой барон скрипнул зубами. Пообещал твердо:
— Разберемся. Чертогом богов клянусь, на нашей земле злу не бывать. Иначе какие мы вам защитники?
Я подняла голову, посмотрела Анегарду в лицо. Я здесь выросла, я привыкла… нет, не привыкла даже, а просто знала, твердо знала: барон защищает свои земли и своих крестьян, потому что иначе и быть не может. Ему так честь велит. Вспомнилось вдруг, что рассказывали люди о соседнем баронстве, том, что лежит меж славным городом Оверте и королевскими заповедными лесами. Что его милость барон Вилант, господин тех земель, может, охотясь, почем зря вытоптать крестьянские посевы, а одинокой девице вроде меня лучше не попадаться ему на пути: сочтет такой же славной добычей, как оленя или кабана, и согласия спрашивать не станет. Нет, нам с господами повезло!
Анегард поймал мой взгляд, улыбнулся — явно через силу. Повторил:
— Клянусь. Веришь, Сьюз?
— Верю, господин, — ответила я.
Совсем скоро показался наш дом. Анегард хмуро оглядел заменявшую ограду коновязь, широкие окна — одно, то, что в комнате, было распахнуто, — колодец в десятке шагов от задней двери. Спросил:
— И что, вы тут одни? Даже собаки нет?!
— Есть собака, — сказала я. — Серый. Хороший кобель, умный. С бабушкой в деревню побежал.
— Весело, — пробормотал себе под нос Анегард. Ссадил меня наземь, спрыгнул сам. — В дом пригласишь, прелестная хозяйка?
Сердце толкнулось в груди — будто выпрыгнуть захотело.
— Заходите, ваша милость…
Молодой барон хлопнул ладонью по двери, оглядел небольшую прихожую, просторную кухню. Открыл заднюю дверь, несколько мгновений рассматривал не то поляну, не то колодец. Снова пробормотал:
— Весело…
Прошел в комнату, выглянул в окно. Качнул туда-сюда прислоненный к стене ставень. Повернулся ко мне — и следа давешней вымученной улыбки в лице не осталось, зато злость явно была неподдельной. Я догадывалась, конечно, что сейчас услышу. И не ошиблась.
— Да вы тут с ума посходили, что ты, что бабка твоя! В доме никого, окна нараспашку, двери не заперты, и даже собаки нет! А ночью — тоже все открыто, добро пожаловать, зверье да нечисть, приятного вам аппетита? Вы ж лекарки, не клуши деревенские, должны понимать! Бабка да девка, одни в лесу! Как вас до сих пор не сожрали?
Я заметила вдруг, что так и держу туесок с земляникой в руках. Поставила на лавку, пожала плечами. Спросила:
— Квасу хотите, господин?
— Че-его?!
— Квасу. У нас хороший, на травах.
Анегард, не дослушав, махнул рукой:
— Давай. Дура девка, я ей, как живой остаться, а она мне — квасу.
Сел к столу — так, чтоб не выпускать из виду дверь и окно. Я поставила перед ним кружку и замерла, вдруг ухватив то на его лице, чего не приметила в лесу.
Тень бесконечной усталости. Темные круги под глазами — и красные жилки бессонницы в глазах.
— Вам надо отдохнуть, господин.
— Я и отдыхаю. — Анегард взял кружку двумя руками — обхватив ладонями, как берут зимой, грея пальцы. — Посижу вот… и ты не стой, садись.
Я присела на краешек лавки. Спросила неловко:
— Может, еще чего дать? Молоко есть, с земляникой вон можно… вкусно…
— Ничего не надо. — Анегард поглядел на меня задумчиво, сказал вдруг: — Сьюз, лекаркина внучка. Ты ведь вроде на год старше меня? Тебе сколько, семнадцать?
— Уже восемнадцать, — ответила я. — На полтора, господин. Вы осенний, а я весенняя.
— Маленькая ты для восемнадцати, — покачал головой Анегард. — Да и для семнадцати маленькая.
Я пожала плечами: что за странные разговоры? Какая есть.
— И глупая. Я ведь серьезно про окна-двери — нельзя так. Беспечно живете. Ты пойми, Сьюз, — что с вами случится, других лекарок ближе Оверте нет. Вы нам здесь живыми нужны.
— Я понимаю, господин. Мы привыкли просто. Сколько себя помню, всегда здесь бояться некого было. Люди лекарку не обидят, нечисти в этих краях не водится, а звери…
Я запнулась, не зная, как объяснить: со зверями я умела договориться. С любыми.
— Не водилось, — поправил Анегард, не заметив заминки. — Теперь водится. Привыкли — отвыкайте.
В приоткрытую дверь просочился черный в подпалинах пес — тот самый, что вынюхивал мою землянику. Лег на пол, умильно повозил толстым хвостом-морковкой. Анегард хмыкнул, шлепнул ладонью по ноге. Пес подбежал, виляя всем задом.
— Угости его, — тихо подсказал Анегард.
Я зачерпнула земляники, протянула на ладони. Псень зачавкал. Прошелся языком по опустевшей ладони, подлизал с пола упавшую ягодку. Сел, оглянулся на хозяина и уставился на меня умильным щенячьим взглядом.
— Его Рэнси звать, — сообщил Анегард, все еще баюкая почти полную кружку: — У тебя останется. Дарю.
— Но, господин…
Молодой барон взглянул на меня так, что возражения приморозились к языку. Матерь звериная, да что ж это творится?! Породистый кобель хороших кровей — а у нашего барона псы знатные! — стоит не дешевле такого коня, как Рольфов Огонек. И за что мне такие подарки, за красивые глаза или за кружку кваса? Анегарда, конечно, в скупости никто еще не обвинял, но даже тех наших девчат, которые за счастье считали прогуляться с ним до сеновала, он так не одаривал!
— Не спорь. И дурного не думай. — Ишь ты, словно мысли мои прочитал! — Не дело бабке да девчонке совсем без защиты, а стражу к вам поселить — разговоров не оберешься, сами ведь и откажетесь.
— Откажемся, — кивнула я.
— Вот то-то. Рэнси охранять уже обучен, ты с ним поладила, значит, так тому и быть. А кто чего сболтнет по дурости, можешь ко мне отсылать, самолично мозги вправлю.
Кривая ухмылка молодого барона не сулила предполагаемому болтуну ничего доброго. Я пробормотала «спасибо», все еще пребывая в некоторой оторопи. Рэнси просительно тявкнул, я зачерпнула земляники. Подумала: да тебя, дружочек, хоть пастись выводи! Псень умял ягоды и заколотил хвостом по бокам. А барон сказал мрачно:
— Но ты, Сьюз, и с ним по лесу лишнего не болтайся. И вот что, — явственно поколебавшись, Анегард вытянул из-за пояса замшевую перчатку. — На, спрячь. Если что случится такое, что помощь нужна будет, дай ему да вели хозяину отнести. Он дорогу найдет, а я пойму, что здесь у вас неладно.
