Карина Дёмина - Серые земли
А она…
Она старалась.
Весь год старалась.
А вышло… что вышло, то вышло.
Музыкальная комната в пастельных тонах. Потолки с лепниной. Люстра сияет хрусталем. И сияние ее отражается в натертом до зеркального блеска паркете.
Темные окна. Светлые гардины обрамлением.
Низкая вычурная мебель, до отвращения неудобная… Евдокия с трудом держит и осанку, и улыбку… собственное лицо уже задеревенело от этой улыбки, маской кажется.
Тихо бренчит клавесин.
Играла Августа, а Бержана перелистывала ноты… или наоборот? Нет, ныне Августа в зеленом, а Бержана в розовом… или все‑таки?
У Бержаны мушка на левой щеке… точно, в виде розы. Августа же на правую ставит, и над губой тоже… и пудрится не в меру, по новой моде, которая требовала от девиц благородного происхождения аристократической бледности.
…Бержана же предпочитала уксус принимать, по пять капель натощак.
И Евдокии советовала весьма искренне, средство хорошее, авось и поможет избавиться, что от неприличного румянца, что от полноты излишней…
Клавесин замолк.
И сестры поклонились. Близняшки, хоть и рядятся в разное, а все одно Евдокия их путает…
— Чудесно! — возвестила Богуслава.
Как у нее получается быть такой… искренней?
— Вы музицируете раз от раза все лучше… в скором времени, я уверена, вы сможете и концерты давать…
…Евдокия благоразумно промолчала.
Чего она в музыке понимает? Вот то‑то и оно… ни в музыке, ни в акварелях, которые сестры демонстрировали прошлым разом и Богуслава пообещала выставку организовать, хотя как по мнению Евдокии акварели были плохонькие… ни даже в столь важном для женщин искусстве, как вышивка гладью.
Вышивка крестом, впрочем, также оставалась за пределами Евдокииного разумения.
— Вы так добры, дорогая Богуслава! — воскликнула Августа.
Или Бержана?
— Так милы!
— Очаровательны!
— Мы так счастливы принимать вас…
Евдокию, как обычно, не заметили. И в этом имелась своя прелесть. В прежние‑то разы ее пытались вовлечь в беседу, во всяком случае, она по наивности своей видела в этих попытках участие.
Добрую волю.
— И я счастлива, дорогие мои… — Богуслава обняла сначала Бержану, затем Августу… — В детстве я мечтала о сестре… а теперь получила сразу троих…
Все‑таки голова разболелась.
И не только в мигрени, которая вот — вот накатит, дело. Этот дом будто высасывал из Евдокии силы. И всякий раз она давала себе слово, что нынешний визит будет последним.
Она поднялась и вышла.
Никто не заметил.
Своего рода перемирие. Евдокия старается его не нарушать.
В соседней комнате темно, и лакей не спешит зажечь газовые рожки, надо полагать, не считает Евдокию достойной этаких трат.
Обидно?
Уже нет.
Она ведь поняла, что в этом доме ее никогда не примут. Зачем тогда она мучит себя, являясь сюда раз за разом? Чего проще, отговорится той же мигренью или занятостью… хотя нет, занятость — неподобающий предлог для женщины. Впрочем, чего еще ждать от купчихи, помимо денег?
Деньги они бы приняли.
И готовы были бы терпеть Евдокию, если бы она…
Не плакать.
Было бы из‑за чего слезы лить… небось, маменьке с ея свекровью благородных эльфийских кровей тоже нелегко приходится…
Смешно вдруг стало, только смех горький, безумный почти… а ведь дай только повод и станет объявить. Нет, хватит с нее игр в приличия.
Глаза Евдокии привыкли к сумраку.
Нынешняя гостиная была невелика и, пожалуй, не столь роскошна. Дом требовал ремонта. Об этом Лихославу напоминали постоянно, и еще о его долге перед сестрами, которые были уже достаточно взрослыми, чтобы устроить их судьбу… настолько взрослыми, что через год — другой это самое устройство судьбы станет мероприятием затруднительным, если и вовсе не невозможным.
Сестрам требовался новый гардероб.
И драгоценности.
Коляска.
Выезды, приемы, для которых опять же, надобно было привести дом в порядок…
Евдокия коснулась шершавой чуть влажноватой стены. Странное дело, сейчас, наедине, дом, в отличие от хозяев его, Евдокии нравился. Было в нем нечто спокойное, сдержанное… Лихослава напоминал.
…если рассказать…
…получится, что Евдокия жалуется, он поверит, конечно… и огорчится.
Он ведь действительно любит сестер, а те… те любят Богуславу и желают быть на нее похожими…
— Я тобой займусь, — пообещала Евдокия дому. — Но позже… сначала надобно с поместьем разобраться. Ты не представляешь, до чего там все запущено… а ведь хорошая земля… сытная… и лес опять же. Его за копейки продавали, штакетником, а меж тем — первоклассная древесина. Дуб.
Вряд ли дому было интересно слушать об этом.
А кому интересно?
Разве что Лихославу, который вполне искренне пытался вникнуть в дела поместья, и вникал же, разбирался понемногу, пусть и давалась ему эта наука с немалым трудом.
Шутил, будто бы уланская голова для того не предназначена, чтоб в нее цифры укладывать.
…надобно рассказать.
…по — честному оно будет, потому как хватит Евдокии себя мучить.
В тиши и темноте и головная боль притихла.
Евдокия обошла комнату.
Деревянные панели… дуб или вишня? Мягкий шелк стен… камин, облицованный не иначе, как мрамором, и скорее всего, облицовку надо бы менять, поелику мрамор без должного ухода имеет обыкновение желтеть…
Полка над камином пуста, мебели почти нет.
И на пальцах остается пыль. Стало быть, комната из тех, в которые гостей не водили… вот и продали отсюда все, что можно было продать. Гардин и тех не осталось, окна голы, и бесстыжая луна заглядывает в них… и так она близка, так огромна, что манит — не устоять.
Евдокия и пытаться не стала, благо, обнаружилась и дверь. Вывела она на террасу.
Ночной воздух был приятно прохладен. А скоро полыхнет в полную силу лето, опалит Познаньск жаром солнца, раскалит каменные противни мостовых да короба домов, иссушит яркую зелень парков да аллей. И запахи смешает…
…уехать бы…
…в том годе уехали, в свадебный вояж, который продлился целый месяц, а в нынешнем дела и бросить их никак неможно…
…магазин только — только открылся… и склады… и тот маленький свечной заводик, который удалось прикупить по случаю за цену вовсе смешную, поелику свечи ныне вовсе не в моде.
Мысли о делах дарили желанное успокоение.
Пахло жасмином и еще лилеями, что Евдокию удивило — не их время. Они‑то в самое пекло расцветают, дополняя дымные душные городские ароматы сахарно — сладкими нотами.
…а сахар в цене поднялся, и вновь заговорили, что виной тому вовсе не неурожай тростника, а едино Корчагинская монополия, которую давно пора было порушить, да только Корчагины под рукою Радомилов живут, и оттого за монополию свою спокойные.
