Владимир Прягин - Дурман-звезда
Он пятится и от двери бросает:
— Я запомню тебя. Найду и рассчитаюсь за все — кто бы ты ни был, человек или тварь из тени…
— Ага, удачи.
Сеанс окончен. Волшебный фонарь погас.
Я глянул на девочку. Она сидела под стойкой, сжавшись в комочек и прикрывая руками голову. Глаза открывать боялась. Ну, что ж, очень правильное решение. Опекунша лежала рядом в неестественной позе — похоже, при падении ударилась головой, и этого ей хватило. Отмучилась, в общем.
И что теперь?
Полог, закрывающий вход в пристройку, заколыхался. Я вздохнул и сказал:
— Выходи, хозяин.
Он молчал, затаившись. Пришлось прикрикнуть:
— Иди, говорю! Не трону.
Бочком, стараясь не глядеть в зал, трактирщик просеменил ко мне. Лицо его еще больше осунулось.
— Так, — сказал я. — Значит, первое — нужен плащ…
— А?..
Я отвесил ему затрещину. Смачно, от всей души.
— Слушай меня, ты, лапоть. Будешь делать, что я скажу…
— Да как же это, сударь! — запричитал он вдруг тонким голосом. — Как же мне теперь, скажите на милость? Трактир-то… И стража ведь шкуру снимет…
— Ну-ка, смотри сюда! — я полез в кошелек. — Знаешь, на сколько это потянет?
Он если и не знал, то догадывался — по выражению лица было видно. Камешек у меня на ладони заманчиво отсвечивал рубиново-красным.
— Хватит на десяток твоих клоповников. И от стражи откупишься двадцать раз. Будет твой, если сделаешь все, как надо. А иначе — голову отверну. Это ясно?
— Да, господин…
— Видишь вот ее? — я кивнул на малышку, которая по-прежнему дрожала под стойкой. — Сейчас ты принесешь плащ. Ну, или накидку, чтобы ее укутать. Это первое. Второе — фиалковый взвар, покрепче. Напоить ее. Третье — чистую рубаху мне. Четвертое — лошадь к черному ходу. Три минуты тебе. Пошел!
С трудом подавив желание отвесить ему пинка для придания нужной скорости, я содрал с себя заляпанную рубаху. На штанах кровь заметна меньше — они сами по себе темно-бурые. А присматриваться, надеюсь, никто не будет. Так, теперь следующая проблема. Я присел перед девчонкой и сказал как можно мягче:
— Не бойся. Не открывай глаза.
Не знаю, поняла ли она меня, но времени было мало. Я поднял ее на руки. Малышка взвизгнула и задергалась, но я не обратил на это внимания. Шагнул за полог. Споткнулся о какие-то ящики и, чертыхнувшись, двинулся по темному коридору. Вышел на задний двор. Там было грязно и воняло помоями. В дальнем углу валялся дырявый закопченный котел. Людей видно не было — наверно, попрятались, когда в трактире зазвенели мечи.
Я вдруг сообразил, что девчонка больше не трепыхается. Открыла глаза, разглядывает меня и молчит, а над ее лицом струится бледно-лиловый, почти бесплотный дымок.
— Не бойся, — повторил я. — Все уже хорошо.
— Я не боюсь, — прошелестел ее голос. — Я знаю, ты пришел спасти меня.
— Да, — ответил я, не особо вслушиваясь. Подумал, что если хозяин еще задержится, то я ему что-нибудь на прощание сломаю. Может, дверь, а может, пару-тройку костей.
Словно прочитав эти мысли, он выскочил из дома и подбежал ко мне. В одной руке держал глиняную кружку с отваром, в другой — ведро с водой. Рубаху тоже не забыл — застиранную, но чистую. Ладно, будем считать, что справился.
— Пей, — сказал я девочке. Она послушно хлебнула. Отвар был хороший, трактирщик не поскупился. Пряный аромат заглушал даже помойную вонь. Я заставил малышку выпить все до последней капли. Лицо ее заметно порозовело, дыхание стало ровным, а глаза уже закрывались. Доза не совсем детская, но сейчас это лучший выход.
— Так, хорошо. Хозяин, поставь ведро. И подержи девчонку.
Я быстро ополоснулся. Натянул рубаху, спросил:
— Где лошадь?
— Сюда, господин, — мотнув головой, хозяин затрусил со двора. Позади трактира обнаружился обширный пустырь. Слева он упирался в густой терновник, справа торчали глинобитные хаты — там уже начинался город. Тощий паренек — надо полагать, сын трактирщика — держал под уздцы кобылку, которая тоже не отличалась особой статью. Впрочем, я и не ожидал, что мне достанется огнедышащий жеребец.
— Держи, — я сунул камень хозяину. — Будут спрашивать, что здесь произошло, расскажешь чистую правду. Пришел, мол, какой-то хмырь, порубил всех в капусту, лошадь отобрал и уехал. Ну, или сбрешешь что-нибудь. Разберешься.
Запрыгнул в седло и принял девчонку. Прикрыл ее накидкой, а шляпку выкинул. Ну вот, теперь не сразу распознаешь аристократку — по крайней мере, издалека.
Я поехал через пустырь. Миновав терновые заросли, оглянулся. Из города по дороге что-то пылил. Стражники? Похоже на то. Но пока они заглянут в трактир, пока налюбуются тамошними красотами и допросят хозяина, я уже буду достаточно далеко. Заеду в гости к одному человечку. Век бы его не видеть, но что поделаешь — обстоятельства. Больше девчонку доверить некому, а она теперь должна жить. Как и Угорь, которого мне еще предстоит спасти от солнечной казни. Нити их жизней, что могли оборваться сегодня вечером, уже вплетаются в новый узор грядущего. И солнце скрепляет этот узор слезами…
Где живет Репей, я помнил довольно смутно. В прошлый раз мы ехали к нему ночью — к тому же, из центра города. Но вот кабак, где он отирается, я, пожалуй, отыщу без подсказок. Разумеется, есть риск, что этого гаденыша давно прищучили стражники. Или обманутые подельники прирезали в переулке. Но попробовать, в любом случае, надо. Если не выгорит — буду думать.
Поплутав минут двадцать, я, наконец, выбрался, куда следует. Переулок выглядел неуютно. Приземистые мазанки жались одна к другой, ставни были плотно закрыты. Солнце светило прямо в глаза, ветер поднимал дорожную пыль и швырял ее мне в лицо. Прохожих не наблюдалось, только белобрысый пацан стоял в тени иссохшей акации, привалившись спиной к стволу и лениво лузгая семечки. Мазнул по мне взглядом и отвернулся с подчеркнутым равнодушием. Конспираторы, тьма им в зенки.
— Эй, малой, — позвал я, — а ну-ка, поди сюда.
— Чего это?
Я показал ему серебряную монету. Он приблизился с независимым видом.
— Знаешь Репья?
— Какого еще Репья?
— Вижу, что знаешь. Он здесь?
Пацан неопределенно пожал плечами. Это можно было расшифровать: «Не ведаю, о чем вы, барин, толкуете». Или наоборот: «А где ж ему еще быть?» Второй вариант показался мне более вероятным.
— Лови, — монетка, что я бросил, моментально исчезла. — Приведешь Репья — получишь еще одну. Дело срочное. Скажешь два слова: «Желтый ручей». Он поймет. Ну, чего стоишь? Мухой!
Белобрысый порысил в сторону кабака. Удачно он подвернулся — не идти же мне туда с юной аристократкой в охапку. Я приподнял край накидки. Глаза у малышки были закрыты. Отлично, пусть спит — мне меньше хлопот. Надеюсь, в ближайшее время просыпаться не собирается.
![Валерий Есипов - Академик Николай Амосов: «Я живу российскими интересами» : [по материалам беседы с Н. М. Амосовым]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
