Дьявол сказал "бах" (ЛП) - Кадри Ричард
«Зло легко переносимо». Приятель, попробуй родиться полуангелом, получеловеком. Нефилим нарушает все правила Вселенной. Я родился Мерзостью, единственным живым существом, ненавидимым Небесами, Адом и Землёй. Примерь-ка это и скажи, насколько легко это вынести, сукин ты сын, пожиратель-виноградных-листьев.
Я бросаю книгу на пол. Это всё вина Самаэля. Мне следовало догадаться, что чтение станет частью моей пытки в Аду. В Лос-Анджелесе было намного веселее. Угонять автомобили, вырывать позвоночники у зомби и получать пули. Славные деньки.
Я встаю, нацарапываю записку большими печатными буквами и оставляю на столе на тот случай, если Касабян может её видеть.
КЭНДИ. Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ. СТАРК.
В библиотека Люцифера довольно ограниченный раздел художественной литературы. Я перебираю стопку книг возле дивана, пока не нахожу «Процесс» Франца Кафки. Она о парне, которого судят за что-то, чего он не понимает, обвиняемом людьми, которых он не может найти. Она охуенно смешная. Может и не первая в моём списке как провести вечер, но это лучше, чем возвращаться к грекам. Мне не нужна ещё одна лекция на тему морали от мёртвого парня. Меня половину моей жизни доставали ими.
Мои глаза резко открываются спустя несколько часов. Я сажусь. Я даже не помню, как заснул. Я встаю и проверяю гляделки. Лакеи во внеурочное время сортируют и подшивают бесконечные кипы дворцовых бумаг. Солдаты патрулируют территорию. Уборщики пытаются убрать кровь и щебёнку с ковров в вестибюле. Всё ожидаемо. Всё скучно. Славно.
В Лос-Анджелесе мне часто снился Ад. В Аду мне снится Лос-Анджелес, но от этого я не меньше тоскую по дому. Дом в моих снах — это не дом. Я вижу, как город становится мягким и погружается в пустыню. Целые кварталы поглощаются или просто исчезают с лица земли. Небо чёрное и в синяках, как в Аду, а затем снова становится нормальным. Иногда, вместо сражения на арене, мои сны об арене превращаются в залитый светом Голливуд и Вайн-стрит.
На этот раз я кружу вокруг адовца, размером и формой примерно с локомотив. Мне нужно драться с ржавым наацем с помойки, а у Кейси Джонса [27] щит и Верналис, своего рода стальная клешня краба, размером со среднюю танцовщицу гоу-гоу. Кучка красных легинсов, налётчиков-фрилансеров и мародёров, улюлюкающих и жаждущих крови.
Мы гоняем друг друга взад-вперёд по зоне смерти. Я уклоняюсь от одной из его атак и приближаюсь. Как только я собираюсь вскрыть его, как банку свинины с фасолью, мой наац заедает. Это было подстроено, и адовец это знает. Следующее, что я помню, это я на коленях и кричу. Раздаётся влажный звук, когда Верналис прорезает мясо и хрустит костями. Когда я смотрю вниз, моя левая рука лежит на перекрёстке рядом с трёхмесячной давности журналом “People”.
И это даже не самый худший сон. Худший — это когда я просыпаюсь в поту от кошмаров о совещаниях по городскому планированию. Богом клянусь. Мне снится подписание бумаг. Мне снятся отчёты о ходе работ по ремонту автострады. О том, что я копаюсь в грудах канцелярских принадлежностей километровой высоты в поисках блоков для записей и скрепок. Я волшебник, бывший гладиатор, убийца, а теперь и сам Дьявол, и мои самые большие ночные кошмары крутятся вокруг утраченных служебных записок и попыток вспомнить слово «стимулирование» на адовском.
Клянусь, иногда по ночам я испытываю искушение пробраться обратно на арену и принять участие в паре боёв, словно ищущий дозу торчок. Это болезнь, я знаю. Да, это страдание, но оно знакомо, и иногда настолько близко к счастью, насколько это возможно здесь внизу.
Неудивительно, что Самаэль смылся. При всей его болтовне о возвращении домой, чтобы помириться со стариком, на самом деле он бежал от вечного проклятия быть клерком. Я не понимал, пока не начал этим заниматься, что это проклятие Люцифера. Несущий Свет скатился до управления стадом банковских служащих. Это хуже любой пытки.
Я встаю и наливаю себе выпить. Бросаю халат на спинку стула и прячу чёрный клинок за спину. Выхожу через фальшивые книжные полки и спускаюсь по лестнице на псарню.
Сейчас вторая половина дня, и старшие сотрудники отдела планирования ждут в конференц-зале дворца. Это помещение выглядит как Приведи Своего Клоуна на Рабочий День в Масонскую Ложу. Щегольские костюмы и адовская сильная одежда [28] — это не проблема. Проблема во всём остальном, что на них надето. Покрытые древними рунами церемониальные фартуки. Нездоровая радуга цветных шарфов и перчаток, демонстрирующих место каждого в пищевой цепочке. Шоры. Мистификаторы. Маски.
Когда я вваливаюсь, они все делают козьи морды. Я не тороплюсь занять место во главе стола. Косые взгляды не только потому, что я опаздываю. Для большинства из них я всегда буду той убивающей овец собакой Сэндменом Слимом, а сейчас, просто чтобы утереть им уродливые носы, я их босс. По крайней мере доспехи делают свою работу. Неважно, как сильно они меня ненавидят, они держат свои колдовские дыры закрытыми, а мои дьявольские доспехи сияют как зеркальное брюхо хромированной осы.
В комитете по планированию двенадцать членов. Со мной — тринадцать. Уютный маленький шабаш. Буер здесь. Как и Мархосиас с Обизут. Семиаза был бы здесь, но никто из генералов не станет мириться с этим дерьмом.
Технически я тоже должен быть в ритуальном трансвеститском платье, но с трудом представляю Самаэля в костюме гамельнского крысолова [29] от «Брукс Бразерс» [30], так что следую его примеру и пропускаю визит в костюмерную.
В центре стола серебряный круг. Линии расходятся лучами к краям, деля стол на двенадцать секций. Каждый сладости-или-гадости подходит и кладёт разные церемониальные предметы. Весь этот хлам выглядит как остатки с гаражной распродажи в клубе го?тов.
Обизут кладёт зелёный камень, как у тамплиеров для медитации. Адовец рядом с ней кладёт нож атам, которым рассекают невежество, либо намазывают маслом магический тост, или что-то в этом роде. Буер бросает змею, вырезанную из бедренной кости павшего адовского воина. И так далее, и тому подобное. Я должен зажечь красную свечу в конце ритуала, но всё движется слишком медленно. Я сразу зажигаю её и прикуриваю от неё «Проклятие».
— Не принимайте близко к сердцу, но, если мне придётся высидеть ещё одно из этих собраний, я выпотрошу каждого из вас, как сома, насру в ваши черепа и отправлю их по почте вашим семьям. Это не Ад. Это родительское собрание. Может, всё, что нам нужно, чтобы спасти Ад, это распродажа выпечки.
Я стряхиваю пепел на свечу.
— Вот как всё будет с этого момента. Делайте свои проекты так, как вам хочется. Похуй бюджет. Похуй сроки. Когда закончите, у вас будет одна минута, чтобы рассказать мне о них.
В комнате воцарилась тишина. Она не похожа на обычную тишину. Скорее на ту, которая возникает при контузии.
— На случай, если кто-нибудь решит, что спустить вас с поводка означает выдать лицензию на похищение меня или нанесение удара в спину, позвольте представить нового члена нашей команды.
Я подхожу к дверям и открываю их. Клацая большими металлическими когтями, входит адская гончая и оглядывает комнату. Гончая крупнее лютоволка, заводная машина для убийства под управлением адовского мозга, подвешенного в стеклянном шаре там, где должна быть его голова. Они наводят ужас на поле боя, но в замкнутом пространстве, как здесь, жужжание и щелчки её механизма, её острые как бритва зубы и розовый выставленный напоказ мозг способны вызвать сердечный приступ у тираннозавра.
Гончая следует за мной вокруг стола, поджимает лапы и устраивается на полу рядом. Преданная сторожевая собака.
— Это мисс 45. Новая глава отдела кадров. Любые из вас, добропорядочных граждан, которые работают, не прикладывая максимум усилий, плетут заговоры против меня или продают запасы на чёрном рынке, могут объяснить это ей. Она работает по ночам, выходным и праздникам, а если ей нездоровится, то у мисс 45 внизу есть несколько сотен коллег. По сути, гончие теперь хозяйничают во дворце, так что будьте осторожны. Слышал, что какашки из нержавеющей стали плохо отмываются.
