Дьявол сказал "бах" (ЛП) - Кадри Ричард

Он слегка кланяется и делает шаг назад, потирая красную отметину в том месте, где порвалась цепочка.

— Рад видеть, что к вам вернулась ваша энергия. Я волновался.

— Что это значит?

Он обводит меня рукой с ног до головы.

— Просто наблюдение. С тех пор, как вы заменили нашего другого Люцифера, вы казались таким бледным и… как это? Слабым? Было бы ужасно, если бы все думали, что ваши доспехи единственное, что сохраняет вам жизнь.

Откуда этот маленький засранец знает такое? Мне следует прямо сейчас свернуть ему шею.

— Вот что я скажу. Возможно, всё-таки следует вернуть тебе это.

Я протягиваю талисман. Он колеблется. Я держу талисман двумя пальцами и покачиваю перед ним. Когда он тянется за ним, я отпускаю талисман. Его взгляд следует за ним вниз. Я врезаюсь в него плечом, прижимая к стене его правую руку. Выхватываю клинок из-за спины. Один стремительный взмах, и я отрезаю ему мизинец. Он воет и падает на колени, прижимая изуродованную руку к груди. По его рубашке стекает чёрная кровь. Я стягиваю перчатку, которая скрывает мою руку Кисси, поднимаю с пола талисман и опускаю в карман. Я хватаю его за волосы таким образом, чтобы он хорошенько рассмотрел мой протез.

— Когда вздумаешь в следующий раз угрожать мне, я заберу у тебя целую руку.

Первое правило угроз. Всегда угрожай по-крупному. Второе правило. Всегда угрожай всерьёз, даже если не особо хочется этого делать.

Он смотрит на меня снизу вверх.

— Свинья. Человеческая мерзость.

— Чего ты ждал от Дьявола? Записи в твоём личном деле?

На нём серый пиджак без воротника. Ему удаётся высвободить одну руку и обернуть куртку вокруг кровоточащей кисти. Опираясь здоровой рукой о стену, он, морщась и ругаясь, медленно встаёт и направляется прочь по коридору.

Я прислоняюсь к стене и закуриваю «Проклятие». Мне следует не пить ничего, что я не раздобыл сам, предпочтительно из-за стен дворца. Может, здесь оно и не будет отравлено, но в него определённо нассут. Полагаю, это ещё одно, о чём не нужно знать Кэнди. Мне следует начать вести список.

Я остаюсь на месте, пока не докуриваю сигарету, и всё тихо, за исключением шелеста системы кондиционирования. Закрыв глаза, я пытаюсь ощупать пространство. Почувствовать, не прячется ли поблизости что-то или кто-то. Ничего не ощущаю.

Я долго смотрю на фальшивую стену. Иногда предметы могут вбирать остаточную магию, когда поблизости кто-то бросает мощное худу. Когда это происходит, лампа, кресло, или тот массажёр, что мамочка держит в своей прикроватной тумбочке, и о котором тебе не положено знать, могут излучать те же флюиды, что и действительно зачарованный предмет. Это может случиться, скажем, со стеной, если поблизости кто-то серьёзно работал с заклинаниями. Нет абсолютного способа узнать это без проведения криминалистической экспертизы, но это сфера Видока, не моя. Хотел бы я, чтобы он был здесь.

Я делаю шаг назад и внимательно смотрю.

Тебя ведь нет там на самом деле?

Я бросаюсь на то, что, как надеюсь, является дверью, а не поперечиной. Тяжело запугивать окружающих, когда хромаешь со сломанным носом. Я прохожу сквозь стену, словно это воздух. И врезаюсь во что-то твёрдое. Оно раскалывается. Летят деревянные щепки. Что-то тяжёлое падает позади меня. Кажется, я нашёл дверь.

Я посреди тёмного загромождённого помещения. Позади меня худу-стена, с этой стороны покрытая рябью, словно вода. Дверь лежит на полу, разнесённая на куски. Кому-то не вернут его депозит. Где бы, чёрт возьми, я ни был, здесь темно. Всё, что я вижу в слабом пятне света сквозь стену, — это нечто, напоминающее захламлённый гараж. Где папочка хранит инструменты для проектов выходного дня, помогающих ему избежать необходимости вести семейные разговоры.

Повсюду нагромождение ящиков. На полу обрезки полос кованного металла. Столы с тисками и струбцинами. Кто-то забыл свой ланч. Здесь воняет. Я шарю по стене. Нахожу выключатель и щёлкаю им. Оказывается, это всё-таки не ланч.

В углу сложены пять мешков для трупов. Шестое тело, завёрнутое в пластик, привязано к чему-то, напоминающему старый деревянный электрический стул. Сбоку в этом термоусадочном саване есть прорезь, из которой вытекают жидкости адовца и торчит почерневшая раздутая рука. Когда я раскрываю тело, становится ещё хуже. Вонь из тех, что способна превратить в вегана даже грифа.

Это женщина. Она в форме легиона, но я не могу прочесть её имя или сказать, из какой она части. У неё отсутствует верхняя часть черепа. Похоже на то, что кто-то препарировал её мозг. Зажимы и нити для сшивания всё ещё цепляются за гнилое мясо.

Что-то новенькое. Никогда не слышал, чтобы адовцы подвергали вивисекции себе подобных. Они проделывают это в Доме Ножей с некоторыми из наиболее отвратительных мёртвых душ, но не друг с другом. Что бы это ни было, это не похоже на пытку. Это эксперимент, а солдат — лабораторная крыса. Держу пари, если я проверю мешки для трупов, то обнаружу новые раскопки в черепах. Что за дерьмо в стиле доктора Моро [31] здесь творилось? И кто это сделал? На ум приходит только одно имя.

Мейсон.

Какого хуя он искал?

Можно подумать, что, учитывая всех тех адовцев, которых я кромсал годами, грубое обращение с мёртвыми не должно вызывать такое отвращение. Но я просто убивал их. Я не оставался наблюдать за их разложением. Должно быть, Мейсон заключил эту комнату в тяжёлую магическую броню. До того, как я уничтожил Тартар, мёртвые адовцы мгновенно исчезали, как мыльные пузыри, и оказывались в Аду ниже Ада. Но Мейсону удалось сохранить эти трупы целыми даже после того, как они были мертвы. Надо отдать должное воле чистого психа, потребовавшейся для того, чтобы провернуть нечто подобное. Отдать должное, а затем убить его. Это последнее — важная часть.

Так что же он искал?

Я ослабляю ремешки на трупе и даю ему упасть вперёд на колени. Труп оставляет на спинке стула клочья волос, сгнившую форму и кожу. Там, где удерживалась голова солдата, в дереве прорезана длинная неглубокая выемка. Что бы ни было в этой неглубокой прорези, теперь оно исчезло.

Я расстёгиваю ремни, удерживающие её руки. Они как бы приклеились к стулу телесными жидкостями. Мне приходится отдирать каждую, следя за тем, чтобы они были обёрнуты в пластик, чтобы мне не приходилось к ним прикасаться. На каждом из подлокотников, там, где на них покоились голые руки мёртвой женщины, есть выемки. Я снимаю с подножек её босые ноги. Здесь тоже есть выемки.

Я глубоко забредаю в царство Какого Хуя.

Поворачиваюсь и осматриваю комнату в поисках подсказок. Мешки для трупов. Металлические рольганги со свёрлами, пилами и хирургическими инструментами. Школьная доска, покрытая чем-то, похожим на чертежи машин. Груда пустых мешков. Ряды зелий. Держу пари, в большинстве из них наркота, чтобы подопытные кролики не извивались, пока Мейсон работал над ними со стамеской. Я продолжаю сканировать комнату, но останавливаюсь, когда вижу прикреплённого к стене себя.

Последние двенадцать лет моей жизни разбросаны по фальшивым деревянным панелям. Фотографии дюжин адовцев, которых я убил. Под ними заметки о том, как и когда они умерли. Есть снимки мёртвых людей на Земле. Не всех из них убил я. Но все из Магического Круга. Мёртвый Паркер в комнате мотеля с отсутствующей половиной лица. Док Кински. Снимок Кисси Йозефа, носящего своё человеческое лицо уберменша. Молодая вампирша по имени Элеонора, её мать-стерва и её отец-самоубийца. Кабал Эш с сестрой. Саймон Ричи, кинопродюсер. Снимки неизвестных ухоженных аристократов, богатых мудаков, погибших во время новогоднего набега на Авилу. Фотографии бритых тинейджеров и потасканных придурков средних лет из «Белого Господства», которые, вероятно, погибли, когда я несколько месяцев назад спалил клуб скинхедов. Как и у адовцев, у них есть даты и записи о смерти.

Здесь есть фото Элис, девушки, которую я оставил позади, когда одиннадцать лет назад был утащен в Даунтаун, само собой, в сторонке. Я снимаю её и кладу в карман. Я не оставлю её здесь, в этом дурдоме.