Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и философский камень
— Подвинься, пузан, — велел незнакомец.
Дадли пискнул и побежал прятаться за спину матери, которая, в свою очередь, в ужасе сжалась позади дяди Вернона.
— А вот и Гарри! — воскликнул великан.
Гарри заглянул в свирепое, дикое, мрачное лицо и заметил, что глаза-жуки сузились в улыбке.
— Када я тя видел в последний раз, ты был совсем малюткой, — сообщил исполин. — Ну вылитый отец, а глаза мамины.
Дядя Вернон издал странный скрежещущий звук.
— Я требую, чтобы вы немедленно покинули дом, сэр! — заявил он. — Это незаконное вторжение!
— Да заткнись ты, Дёрсли, дубина эдакая, — отмахнулся великан; он перегнулся через диван, вырвал ружьё из рук дяди Вернона, с лёгкостью завязал его в узел, словно резиновое, и швырнул в угол.
Дядя Вернон пискнул, точно раздавленная мышь.
— В общем, Гарри, — продолжил гигант, поворачиваясь спиной к Дёрсли, — с днём рожденья. Вот, принес те кой-что, — я, правда, случайно сел на него по дороге, но вкус-то от этва хуже не стал.
Он извлёк из внутреннего кармана чёрного пальто немного помятую коробку. Гарри дрожащими пальцами открыл её. Внутри оказался большой, липкий шоколадный торт; на нём было выведено зелёным кремом: «С днём рождения, Гарри!».
Гарри взглянул на великана. Он хотел поблагодарить его, но слова застряли в горле, и вместо этого он спросил:
— Вы кто?
Великан хохотнул.
— А ведь точно, забыл представиться. Рубеус Хагрид, привратник и лесник в Хогвартсе.
Протянув огромную ладонь, он целиком обхватил руку Гарри и энергично потряс.
— Ну, так чего там с чайком? — напомнил он, потирая руки. — Ежели есть что покрепше, тож не откажусь.
Взгляд великана упал на пустой камин, где всё ещё валялись сморщенные пакетики из-под чипсов. Он фыркнул и склонился над очагом; никто не видел, что он там делал, но в следующий миг великан выпрямился, — за каминной решёткой полыхал огонь. Отсыревшую хижину залило мерцающим светом, и Гарри сразу ощутил расслабляющее тепло, словно попал в горячую ванну.
Великан уселся на диван, прогнувшийся под тяжестью его веса, и принялся опорожнять карманы пальто: он вытащил медный и заварочный чайники, мятую упаковку сосисок, шампур, несколько кружек с обколотыми краями и бутылку какой-то янтарной жидкости, к которой основательно приложился, прежде чем заварить чай. Вскоре хижина наполнилась запахом потрескивавших на огне сосисок. Никто не произнёс ни слова, пока великан готовил, но едва он снял с шампура первые шесть аппетитных, сочных, поджаренных сосисок, Дадли нервно заёрзал. Дядя Вернон резко осадил его:
— Я запрещаю тебе у него что-то брать, Дадли.
Великан мрачно усмехнулся.
— Твоему пузырю, Дёрсли, дальше жиреть некуда, так что не волнуйся.
Он протянул сосиски Гарри. Тот так проголодался, что подумал, будто в жизни не пробовал ничего вкуснее; но он по-прежнему не мог оторвать глаз от великана.
Поскольку никто не собирался ничего объяснять, Гарри заговорил:
— Извините, я так и не понял, кто вы такой.
Великан отхлебнул чая и утёр губы тыльной стороной ладони.
— Зови меня Хагрид, — ответил он, — как все. И я ж те сказал, я привратник в Хогвартсе. О нём-то ты, яс'дело, всё знаешь.
— Э-э… нет, — признался Гарри.
Хагрид, судя по выражению лица, был в шоке.
— Извините, — быстро добавил Гарри.
— Извините? — гаркнул Хагрид, поворачиваясь к Дёрсли, тут же отпрянувшим в тень. — Эт вот им надо извиняться! Одно дело письма, но чтоб ты, да не знал про Хогвартс! А сам-то, что, никогда не задумывался, где родители всему обучились?
— Обучились чему? — недоумевал Гарри.
— ЧЕМУ? — прогремел Хагрид. — Так, погодь минутку!
Он вскочил на ноги. В гневе великан, казалось, заполнил собой всю хижину. Дёрсли вжались в стену.
— Я так понимаю, — прорычал он, обращаясь к Дёрсли, — что этот мальчик — этот мальчик! — ничего не знает о… ничего не знает ВООБЩЕ?
Гарри показалось, что Хагрид перегнул палку. В конце концов, он ходил в школу и очень даже неплохо учился.
— Кое-что я знаю, — вмешался он. — Я умею считать и всё такое.
Но Хагрид только отмахнулся и пояснил:
— Я ж не про это, а про наш мир. Твой. Мой. Твоих родителей.
— Какой мир?
Хагрид, казалось, вот-вот взорвётся.
— ДЁРСЛИ! — взревел он.
Дядя Вернон, белый как мел, прошептал «я бы да как бы». Хагрид неверяще уставился на Гарри.
— Но ты должен знать про маму с папой, — покачал головой он. — Они ить знамениты. И ты тоже.
— Что? Мои мама и папа… они были знамениты?
— Не знаешь… ничегошеньки не знаешь… — Хагрид запустил пальцы в волосы и потрясённо смотрел на Гарри.
— И даж не знаешь, кто ты такой есть? — наконец вопросил он.
К дяде Вернону неожиданно вернулся дар речи.
— Прекратите! — велел он. — Прекратите сейчас же, сэр! Я запрещаю вам что-либо рассказывать мальчику!
И более храбрый человек, чем дядя Вернон, дрогнул бы под свирепым взглядом, которым наградил его Хагрид; когда великан заговорил, каждое его слово буквально дрожало от гнева:
— Ты никогда не говорил ему? Не говорил о письме Дамблдора? Я был там! Я видел, как Дамблдор его оставил, Дёрсли! И ты столько времени это скрывал?
— Скрывал что? — нетерпеливо спросил Гарри.
— МОЛЧАТЬ! Я ВАМ ЗАПРЕЩАЮ! — в панике проверещал дядя Вернон.
Тётя Петуния в ужасе глотнула ртом воздух.
— Сходили б вы проветриться, оба, — посоветовал Хагрид. — Ты — колдун, Гарри.
Наступила тишина, нарушаемая лишь шумом моря и завываниями ветра.
— Я — чего? — ахнул Гарри.
— Колдун конечно, — повторил Хагрид, снова усаживаясь на диван, со скрипом просев ший ещё ниже, — а по мне, так колдун отменный, — ишо б подучиться. С такими-то родителями, кем те ишо быть? И, по-мойму, пора те прочитать наконец своё письмо.
Гарри протянул руку за вожделённым желтоватым конвертом, адресованным: «Море, хижина на скале, пол, м-ру Гарри Поттеру».
Он вытащил письмо и прочёл:
ШКОЛА КОЛДОВСКИХ И ВЕДЬМИНСКИХ ИСКУССТВ
«ХОГВАРТС»
Директор: АЛЬБУС ДАМБЛДОР
(Орден Мерлина 1-ой степени; Великий Волш.; Глав. Маг; Верх. Магистр
Международной конфед. колдунов)
Уважаемый мистер Поттер!
С радостью информируем Вас о том, что Вы приняты в Школу Колдовских и Ведьминских Искусств «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь со списком необходимой литературы и оборудования (прилагается к письму).
Семестр начинается 1 сентября. Ждем Вашу сову не позже 31 июля.
С уважением,
Минерва Макгонаголл,
Заместитель директора.Вопросы вспыхнули в голове Гарри, словно фейерверк, и он не мог решить, который задать первым. Поразмыслив немного, запинаясь, он спросил:
— Что значит: они ждут мою сову?
— Разорви мя горгулья, чуть не забыл, — Хагрид хлопнул себя по лбу с силой, достаточной, чтобы сбить с ног ломовую лошадь; он вынул из кармана сову, — настоящую, живую, взъерошенную сову, длинное перо и свиток пергамента. Высунув от усердия язык, он нацарапал записку, которую Гарри прочёл кверх ногами:
Дорогой мистер Дамблдор!
Вручил Гарри письмо.
Завтра едем за покупками.
Погода ужасная.
Надеюсь, у Вас все хорошо.
ХагридХагрид свернул послание в свиток и отдал сове. Та зажала записку в клюве, после чего Хагрид подошёл к двери и вышвырнул птицу на улицу, где бушевал ураган. Затем он вернулся и уселся на диван с таким видом, будто совершил нечто самое обыденное, — скажем, поговорил по телефону.
Гарри вдруг понял, что стоит с открытым ртом, и живо захлопнул его.
— Так о чём бишь я? — начал Хагрид, но тут дядя Вернон, всё ещё пепельно-серый, но явно разозлённый, выступил вперёд, к камину.
— Он не поедет, — объявил он.
Хагрид фыркнул.
— Хотел б я поглядеть, как маггл вроде тя попробует ему помешать, — проворчал он.
— Кто? — с любопытством переспросил Гарри.
— Маггл, — пояснил Хагрид, — так мы называем неволшебный народ, вроде них. И те жутко не повезло вырасти в такой семье, — хуже магглов, чем вот эти, я в жизни не видал.
— Мы поклялись, приютив его в своём доме, что положим конец всем этим глупостям, — прорычал дядя Вернон, — что вытравим из него эту ерунду! Колдун, понимаете ли!
— Вы знали? — воскликнул Гарри. — Знали, что я колдун?
— Знали? — внезапно завизжала тётя Петуния. — Знали?! Конечно, знали! Кем тебе ещё быть, при такой матери, как моя проклятая сестрица! О, она в своё время получила точно такое же письмо и отправилась в эту — эту школу, и возвращалась только на каникулы, с карманами, полными лягушачьей икры, превращала чашки в крыс! Одна я видела, кем она была на самом деле — уродкой! Но не для наших родителей, ну что вы, они-то с ней сюсюкались, Лили то, Лили это! Они гордились, что в семье есть ведьма!
