Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки
Мне спалось очень мирно и сладко. Недолго.
Я очнулась в холодном поту от сна, в котором черная паутина проклятия падает мне на лицо, и каждая нить ее — кислота. А еще кто-то тихо всхлипывал на заднем плане, будто не плакал уже давным-давно и забыл, как это делается.
Улеглись мы рано — задолго до рассвета, и сейчас было еще темно. Я встала, борясь с диким желанием схватиться за лицо и сбросить с себя этот кошмар, но мне это плохо удавалось. Заменив его на желание умыться, я побрела на кухню — она ближе ванной, а мне был нужен всего лишь кран.
Дверь на кухню оказалась приоткрыта. До рассвета еще оставалось время, так что было темновато, а я в полумраке вижу не очень. Но Зака я увидела. Вернее, вначале услышала, потому что слышу я чуть лучше, чем вижу в темноте.
Было похоже, что он сидит на полу, у холодильника. Хоть какими тихими ни были мои шаги, Зак вдруг пошевелился и начал подниматься, опираясь о дверцу.
Это было неуклюже. Так не на него не похоже. Обычно он владел своим телом в совершенстве.
Я сделала быстрый шаг вбок и вошла в ванную. Он проскользнул мимо темной тенью. Конечно, он меня услышал, но вряд ли понял, что я видела его. Переждав несколько минут в абсолютной тишине, я вернулась на кухню.
Трогать выключатель не решилась, просто подошла к холодильнику и взялась за ручку. Она была влажной. Будто кто-то схватился за нее мокрой рукой — ненамеренно, просто чтобы помочь себе встать.
Я приоткрыла дверцу, пустив полоску света, и рассмотрела ладонь. Подтеки были красноватыми, но не липкими — слишком жидкими для крови.
Как это пишут — «повинуясь какому-то инстинкту»? Наверное, я так и сделала, потому что коснулась губами ладони. В голове сразу стало пусто и звонко, а по телу разлился обжигающий холод. Или леденящее тепло. Я застыла в восторге — и ужасе от самой сути своего поступка. Но ужас отступил, по крайней мере ненадолго, и остался чистый восторг.
В детстве у нас была такая игра — «угадай, каково на вкус». И однажды кто-то загадал луну, и мы долго подбирали для нее вкус, пока не сошлись на том, что луна на вкус как монетка. Или как морской камень. Или как слезы.
Я чувствовала на губах горьковатый вкус луны — не впервые — и очнулась на коленях, скользя языком по ручке дверцы. Вот блин.
И что это на меня нашло?..
— Ты почему не спишь? — Голос Зака звучал как треснувшее стекло. Он стоял в дверном проеме черной тенью с тусклым зеленым бликом на месте глаза.
— Я… пришла…
Слизать твои слезы с холодильника?
— …попить воды, — промямлила я, быстро поднимаясь на ноги. — Просто поскользнулась.
— Тебе плохо? — спросил он с подозрением.
— Нет! Мне хорошо!
И тут я не лгала. Мне действительно было хорошо. Стало хорошо. Так хорошо, как, наверное, давно уже не бывало.
Повернувшись к нему спиной, я демонстративно порылась в холодильнике, налила себе сока, но когда Зак ушел, так и не заставила себя выпить. Это перебило бы вкус луны, а все мое естество бунтовало против.
Теперь я знала, что у луны вкус крови и горьких — в прямом смысле, не в поэтическом — слез, но… никогда и представить не могла, КАК ИМЕННО узнаю об этом…
Когда я вернулась в комнату, Зак спал на моей кровати, сграбастав под себя простыню с покрывалом и завернувшись в них, будто к вечеру собирался превратиться в бабочку. Вздохнув, я отправилась на диван и, хотя сна не было ни в одном глазу, мгновенно вырубилась и прекрасно спала до трех часов. Это было к лучшему. Обдумывать случившееся я предпочла бы все-таки при свете дня.
В идеале, конечно, не обдумывать совсем.
* * *А при свете дня я решила заняться уборкой. Вернее, так решил мой организм, панически боясь, что все же придется обдумывать события прошлой ночи. Я могла его понять. Наверное, потому, что всегда привыкла прятать голову в песок и предоставлять анализировать другим. А проще говоря — мне было хорошо, и ничто не должно было это испортить. Я не желала думать, что заставило меня облизывать холодильник. Не желала я думать и о том, почему чувствую себя так восхитительно. Я знала, что мизерный процент крови не грозит мне превращением, и этого было пока достаточно.
Врубив музыку и подпевая, я вычистила всю квартиру от и до — включая ванную комнату и кухню, которые блестели, хоть с пола ешь. Прежде меня хватало только на что-то одно, и пока я добиралась до кухни, ванная опять приходила в непотребный вид. Так что я заметила, что стемнело, только услышав шум воды из ванной. Зак выполз оттуда в моем махровом халате с божьими коровками, и вид у него был прямо сказать не очень. Может, чуть лучше, чем ночью, но гораздо хуже, чем когда мы встретились впервые.
— Неужели трудно не выливать полванны на пол и бросить окурок в урну, а не в раковину? — проворчала я. — Я убирала весь день, а ты ведешь себя как последний засранец.
Он не удостоил меня ответом, просто достал из шкафа бутылку джина и хлебнул прямо из горлышка.
— А вот теперь жизнь налаживается.
— Свинья ты.
— Рот закрой.
Я фыркнула и вернулась к микроволновке, которая уже выдала мне ужин. Вернее, завтрак с учетом нашего режима дня. Обычно Зак сваливал куда-нибудь с сумерками или в крайнем случае валялся на диване и смотрел телевизор, давая мне время спокойно поесть на кухне. Я очень люблю есть именно здесь — наверное, тут какая-то подходящая по фэн-шуй зона. Но сейчас он и не думал двигаться с места, а в зале царил такой идеальный порядок, что нарушить его было выше моих сил. Поэтому я осталась. Естественно, демонстративно включив вытяжку, потому что эта сволочь уже достала сигареты и приготовилась дымить.
— Жужжание тебя не раздражает? — спросил он, затягиваясь.
«Ты меня раздражаешь», — подумала я, а вслух сказала:
— Нет, я привыкла. Джейсон дымил постоянно.
— Значит, это должно напоминать тебе о нем, правда? О твоем дружке?
— Когда любишь кого-то, именно так и бывает, — отрезала я. — Но тебе этого не понять.
— Любишь? — он усмехнулся и сел на подоконник удобнее. — Да какая ж это любовь, сестренка Кэт?
Я кинула на него полный презрения взгляд. Ну дала же себе слово не заводиться!
— Держу пари, он обращал на тебя мало внимания, когда ты только стала Одной-из-Семи, — продолжал Зак с удовольствием. — У него, наверное, была телка покруче.
Я только открыла рот, чтобы соврать, как с досадой сообразила, что он это определит в два счета. В конце концов, чем плоха правда? Ни Мирей Лэнгтон, ни самого Джейсона все равно нет в живых, так что какая разница, больше была у нее грудь или нет.
