Наталья Якобсон - Роза с шипами
-- Скорее! Скорее! - паниковал он. - Мы же все погибнем.
Роза все еще крепко сжимала меня за талию. Я заметил, что на ее обнаженных руках появилось несколько мелких царапин, будто следы от сразу нескольких кошачьих лапок. На ее чистой гладкой коже алые отметинки выглядели мелкими кустовыми цветками. Она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли. Я слишком хорошо ее знал, чтобы понять, что больно ей не только от ранок. Кто-то невидимый вцепился ей в корсет и пытался стянуть его так, чтобы она задохнулась. Коготки другого незримого духа уже подбирались к обнаженным плечам, играли локонами ее волос, словно предвкушая расправу. Здесь ее, похоже, оценили, как слишком красивую соперницу и собирались во что бы то ни стало погубить. Роза прижалась лбом к моему плечу, пряча лицо от невидимых, но опасных когтей и горячо зашептала что-то. Сначала я подумал, что она читает заклинание, но потом с удивление различил слова молитвы. Кто-то злобно зашипел за ее спиной, послышались пятящиеся шаги. На мраморном полу со всех сторон от нас остались выжженные следы чьих-то когтистых лап, а на стенке у самого выхода остался отпечаток фигурной линии не вовремя взмахнувшего крыла.
- Прекрати! - крикнул кто-то. Истошный вопль пронесся по зале, и сколько же в нем было боли. Другие свирепые голоса тоже ругались, злословили и приказывали Розе замолчать, но никто уже не смел прикоснуться к ней. Она была права, сказав Ротберту, о том, что сможет спасти меня. Ее молитвы оказались сильнее, чем даже мои чары. Пение, увещевание и шепот духов утратили свою беспечность и свою силу, стали злобными, сварливыми и далеко не привлекательными. От отвратительных, но необычайно сильных звуков, казалось, содрогнулся весь храм до основания. Стекло в куполе протяжно звякнуло. Мне показалось, что оно больше не выдержит напряжения от таких воплей и лопнет, а осколки посыплются вниз и поранят нас, но ничего подобно не случилось. Памятник древнего, нечеловеческого зодчества был незыблем и несокрушим. Нерукотворное строение нельзя было разрушить ни молотом, ни огнем, ни сотрясением земли.
В своих самых отчаянных мечтах я не мог вообразить, что на этот раз нас спасет не заклятие, позволяющее подружиться с духами, быть принятым ими за своего или хотя бы припугнуть их, а те красивые песнопения, которые я когда-то в далеком детстве слышал в нашей домашней церкви, и которые теперь повторяла Роза.
Свиток тонким, свившемся в мелкие колечки полотном все еще кружил в метре над плитами пола, но символы на нем горели уже не так ярко. Теперь это был просто бумажный змей, неумело спущенный с лески и нежданно выскользнувший из рук.
Духи все еще злобствовали. Их просвечивающие насквозь, словно сделанные из воздуха или воды силуэты хороводом кружили под куполом. Искаженные ненавистью лица словно пытались без слов объяснить " мы тебя не отпустим, мы слишком долго мечтали о тебе и одна праведная девчонка нам не помеха". Но это была лишь бравада и я, и они, и даже Роза, продолжавшая горячо шептать мне в затылок понимала, что сила уже не на их стороне.
Роза не могла прерваться ни на миг, чтобы скомандовать мне: "бежим". Стоило ей отвлечься от молитв и шепнуть мне хоть одно слово и духи снова набросились бы на нее, уже более стремительно, чем прошлый раз. Я без слов понял, что должен бежать отсюда, пока не буду замурован навеки со своими слишком преданными поклонниками точно так же, как прах князя замурован в огне под полом храма.
Ройс, тоже поцарапанный, терся у занавеси и тихо причитал. Никаких молитв он не знал, поэтому несколько особенно буйных моих почитателей решили отыграться на нем. Наверное, решили, что раз он в нашей компании, значит, мы будет жалеть ближнего больше, чем самих себя.
Я обхватил тонкое запястье Розы и уже сам потянул ее к выходу. По моему повелению занавесь отодвинулась сама, выпуская нас из залы, раздираемой воем тысяч и тысяч злобных неистовых голосов. Сотни свирепых интонаций сменяли друг друга, замолкали всего на миг, а потом продолжали выкрикивать угрозы нам вслед с новой силой. Неукротимая армия была побеждена всего лишь одной верующей девчонкой, так, кажется, кто-то из духов обозвал Розу, надеясь, что она обидеться, но она кажется напротив была польщена тем, что хоть кто-то счел ее праведницей.
Мы уже успели переступить порог залы, а за нами все кипело, шумело и грохотало. Взбудораженный рой духов был опасен, как шипящий котел с колдовским варевом. Такое сравнение на миг возникло у меня в голове и показалось единственным правильным. Мы с Розой уже спаслись, и не имело значения то, что за нашей спиной все еще раздавался рев и страшный грохот.
Ройс тоже успел перескочить порог почти одновременно с нами и только после этого вздохнул с облегчением. Занавесь с легким колыханием заняла прежнее положение. Пышная тяжелая материя, кокетливо покачивая кистями, навеки запахнула проход в мрачных храм. Хотелось верить, что навеки, что никто больше из тех безумцев, которые ищут славы и богатства посредством колдовства, не попытается убедить меня указать ему путь в мрачную залу под куполом. Только безумец может считать, что блага достигнутые путем зла принесут ему хоть крупицу счастья. Для себя я уже решил, что никогда больше не вернусь сюда и никого не подпущу близко к ущелью. Как Винсент охранял мост, так и я буду стеречь подступ к храму.
Как только занавесь отгородила проход, наступила прежняя тишина. Вопли нечистой силы остались за плотной перегородкой и уже не долетали сюда. И опять мне на ум пришло сравнение, что закрылся театральный занавес, и представление теней окончено. Какой-то кусок красочной материи защищал проход в залу надежнее, чем крепкие двери с замками.
Однако нельзя было принимать все происшедшее с нами всего лишь за безобидное представление. Глупо думать, что наше спасение было предопределено, что в том или ином случае кто-нибудь непременно пришел бы на выручку. Я, действительно, стоял на краю пропасти и чуть было не утянул с собой Розу. Страшно было даже подумать, что вместе со мной могла погибнуть и она. Неглубокие, но болезненные царапинки мелким бисером усыпавшие ее запястья живо напомнили мне о той опасности, в какой мы только что находились.
Духов рядом уже не было. Их неистовые душераздирающие крики уже не долетали до нас, но я знал, что там, в зале, сейчас свирепствует целый вихрь злобы и горького сожаления о том, кого они упустили. Если бы только они знали раньше, что златокудрого, проклятого принца уведет от них простая, смертная девчонка, то убили бы ее и заперли в том мрачном аду меня, прежде чем смогла произойти такая, по их мнению, несправедливость.
