Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)
С трудом поднявшись на полсогнутых ногах, я запрокинул голову. Новые звезды вспыхивали все реже и реже, лишь изредка удавалось заметить призрачный алый сполох. Там, в сотнях тысяч километров Второй Корпус мстил за нас, круша все на своем пути. Бронированный кулак Империи, в нем было много герханцев, для него это была не битва, а хорошо просчитанная методичная бойня. Неуклюжие, похожие вблизи на растолстевших карасей, корабли противника не имели ни малейшего шанса. Потом, гораздо позже, я узнал, что наш корабль был единственной потерей Империи в той стычке.
А потом на фоне ночного неба я увидел три невысоких силуэта.
— Кто? — окликнули меня лязгающим неприятным голосом, — Стреляю!
— Свои, — сказал я как мог громко, — Капрал Линус ван-Ворт, Вторая Бригада. Тяжелый перехватчик
«Веста»… Бывший…
Они приблизились. Их действительно было трое, на них была форма имперских пехотинцев, грязная и немного лоснящаяся на коленях. В руке у одного загорелся фонарик, сильный узкий луч выхватил из темноты и меня и кусок дымящего бота, впечатавшегося в землю.
— Этот что ли падал? — спросил один из них у другого.
— Наверно, — ответил тот. Кажется, он и окликал меня, — Вызывай штаб, говори — нашли летуна. Что, долетался, голубь?
— Нас… сбили… Проводите меня в штаб. Моя рация сломана, я обязан доложить командиру.
— Прыткий, — процедил он, — Герханец?
— Да. Штаб…
— Штаб ему… Лук, посвети-ка на ему на лицо, — свет плеснул в глаза, ослепил. Люди вновь превратились в далекие смутные тени, — Смотри-ка, смазливенький. И че тебя сюда потянуло-то, мелочь?
— Я — капрал Военно-Космических Сил Империи, — отчеканил я. Голос ломался и крошился, как перекаленный металл, — Отведите меня в штаб. Мне надо…
— Штаб ему… — пробурчал другой, — Пускают детей на бойню, а потом… Тебя тут часиков пять назад не было, герханец, ты бы свои штанишки-то перепачкал бы.
— Что думаешь, Грим? — один из пехотинцев толкнул локтем другого, — Вести его? Нет?
— Я думаю, — отозвался тот. На лбу действительно появилось несколько морщин.
Все трое были молоды, лет на пять старше меня, черт лица я, ослепленный, разобрать не мог. Запомнилось только, что лица эти были гладкие, выбритые, у одного — небольшой шрам повыше левого глаза. Один из них, наверно тот самый Лук, стал возиться с радиостанцией. Она хрипела, ревела разными голосами, которые казались колючими из-за треска помех.
— Я так думаю… — тот, что был за старшего, облизнул губы, я услышал шелестящий влажный звук, — Я так думаю, что не надо ему в штаб. А, ребята?
В животе закопошилось что-то холодное, но пока неясных очертаний. И я вдруг подумал, что было бы неплохо…
Кобура была пуста. Вместо логгера мои непослушные пальцы уткнулись в гладкий пластик. Наверно, вылетел еще при посадке. Я стоял на свету и мой жест не остался незамеченным.
— А ну! — тот, что стоял левее всего, приподнял тяжелую пехотную винтовку, направил ее на меня, — Ты чего хватаешься? Чего хватаешься, говорю?
У него был голос человека, которому страшно, но который пытается собственным криком забить этот страх внутрь.
— Грим… Ты это… Думаешь, стоит? — неуверенно спросил тот, что окликал меня первым, обладатель лязгающего голоса, — Давай, действительно, отведем… Вдруг узнают?
— Не узнают, — отрезал тот, — Красивый, паскуда, — голос у него вдруг сделался скользким, маслянистым, вкрадчивым, — Да ладно, думаешь, не знаю я, что у вас там на Герхане? Там же у вас все… Вам же это в удовольствие, верно?
— Точно, — подтвердил Лук, не отводя ствола, — Всем известно. Жопа у них — самое первое дело.
Я хотел что-то сказать, но воздух замерз в горле, наружу вырвался только хрип.
— Давай сюда. Давай-давай. Мы быстро, да, ребят?.. Что тебе… Жалко что ли? Проведешь весело время с настоящими солдатами, жаловаться не будешь, обещаю.
— Ребята… — третий, имени которого я так никогда и не узнал, мялся на месте, — А тело? Тело куда? В штабе же засекли посадку. Проверка будет. Если герханец — могут чесать всех без рабора.
— Это тоже верно, — согласился тот, что был с оружием, — Проверка может быть.
— Брикет аммонсипала в задницу — и привет, Герхан! Какие там следы, к чертям… В десяти километрах линия фронта, кто будет разбираться? А? — собственная идея показалась ему хорошей, голос стал громче и веселее, — Давай, не жмись. Но я первый.
— Не подходить, мразь, — выдавил я, делая шаг назад, — Убью.
— Ишь как жмется… Не нравимся мы ему что ли?
— Стоять! — рявкнул Лук, наливаясь злобой, ненавистью, — Стоять, сука! Только попробуй… Железом нафарширую!
Страха не было, только мерзко и тоскливо зацарапало изнутри. Так, что захотелось своими же руками свернуть себе шею.
— Не бойсь! — тот, что стоял посередине, подходя ко мне, — Сейчас обоссется еще… Снимай одежду, слышишь!
— Не привычен он к солдасткой ласке, — хохотнули за его спиной, — Они ж все князья да графья, куда им…
Давай, только быстрее, а? У нас времени в обрез. И не перестарайся, а то вдруг после тебя совсем помрет.
— После меня не помрет, — уверенно отозвался тот. На его лице расползалась улыбка, в глазах же наоборот, стояла ледяная жуткая злость, — Раздевайся, кому говорю! Раз-раз и все. Жопа княжеская… Сейчас я покажу…
Единственное, о чем я думал тогда — почему же он так меня ненавидит. А он ненавидел меня, настолько, что делалось действительно страшно. Я стоял, смотрел на его маленький шрам над глазом, выглядевший вблизи как хвостик от вишни, выгнутый дугой и покрасневший, и все еще чувствовал запах горелой резины.
Он подошел ко мне вплотную, вдруг сильным резким ударом хлестнул меня тяжелой рукавицей по лицу. Из носа брызнуло горячим и влажным, во рту опять появился сладко-соленый слизкий привкус крови.
— Давай, сука… — он схватил меня за плечо и одним привычным движением расстегнул фиксирующие застежки на груди и животе. Тяжелый комбинезон упал, обнажив побагровевшую от ушибов кожу, непривычно бледную в безжалостном свете фонаря, — А нормально, да?..
— Сгодится. Не девчонка, конечно, но и то неплохо. Смотри, какая задница.
— Кого солдат догонит, тот и дечонка, — засмеялся тот, с винтовкой, — Грим, шевелись. Не до рассвета же стоять.
— Иди сюда, малыш… — он крепко схватил меня за предплечья, повернул к себе спиной. Руки были как каменые, только теплые. Я хорошо чувствовал это тепло сквозь ткань пехотного комбинезона, простое человеческое тепло. И мне самому почему-то не было холодно. Совсем, — А ну не дергайся, падаль! Ты думал, все тебе фисташки с шоколадом?.. — он прижал меня к себе, яростно стал шептать в ухо, — Нет, сука. Мы тут в окопах, думаешь, гнием и кишками дорогу устилаем, а вы там будете, князья, на балах танцевать и винцо потягивать? Ща я тебе все объясню, ты у меня сейчас все поймешь, как надо… Давай, а-а-ааа…
