Эльберд Гаглоев - По слову Блистательного Дома
— Мой гоард, — скромно объяснил кавалер.
У кавалера Андрия, скромника нашего, было под рукой восемь десятков кованой конницы. Пять он взял на войну.
Ясным солнечным днем из леса выбрели еще десятка три одетых в зеленое лучников, и предводитель их сообщил, что «верные Слову и ведомые Правдой они жаждут послужить лорду нашему Шарм'Ат» и наказать нарушителей правопорядка. Так лучников стало больше, и новые присоединились к прибывшим раньше. Они тоже с увлечением включились в военные развлекухи кавалера Андрия и лупили по мишеням, укрываясь за спинами щитоносной пехоты, которой собралось к тому времени с дюжину десятков.
А когда мы уже вошли в горы и до Ненужного Дола оставалось полперехода, ничем не примечательный склон горушки, на которой весело цвели цветочки, вдруг беззвучно отъехал в сторону, и из открывшегося провала вышли полтора десятка здоровенных, невероятно широких дядек с растущими казалось, из ноздрей длиннющими, заплетенными под подбородком усами. Дядьки были в доспехах, как у меня, с огромными, как дверь, щитами и длинными копьями с мечеобразными наконечниками. Из-за голов у них торчали еще какие-то отполированные до странного черного блеска рукояти. А за спиной у каждого висел еще и здоровенный мешок.
— Мужи семьи Саутуг поспешили на помощь своим братьям, верные Слову, — зарокотал каменно-тяжелый голос.
Кавалер Андрий очень обрадовался. Пообнимался с предводителем. Потом тот несмело пожал руку нашему духовному наставнику.
— Я рад, что ты с нами, человек Странной Крови.
Мне показалось или в голосе его пряталась опаска? Внезапный же у меня дружок. Афро-американец седогривый.
Странные ребята. Где-то по плечо мне ростом широкие, как мы с Унго. И не только в плечах широкие. Страшные мышцы играют под кожей доспеха.
Они вечером не стали принимать участия в воинских игрищах, и на мой вопрос «Почему?» их предводитель просто сжал толстую ветку дерева, под которым сидел. По руке побежал сок.
— Мы живем среди камней, а люди — среди деревьев, — рокотнул он.
Я сразу все понял. Как не понять.
И вот теперь мы сидели в тенечке и смотрели на панораму разворачивающейся перед нами уже второй битвы. Когда дальние увалы захлестнула темносерая лавина конницы, мы было встревожились, что будем обнаружены разведкой, но неразумный предводитель конных пренебрег этим важным элементом полководческой деятельности. В результате он не только не обнаружил нас, но и упустил еще целый ряд сюрпризов, которые ему уготовил «господин наш лорд Шарм'Ат», оказавшийся весьма злокозненным полководцем. В конце концов неразумный энтузиаст швырнул свою весьма недурную кавалерию на копья пехоты, на то, что в наше время назвали бы переносными оборонительными сооружениями, и под стрелы пристрелявшихся лучников. Апофигеем происходящего оказалась конная атака лорда, после которой у агрессора почти не осталось живой силы.
Неприятной неожиданностью оказалась небольшая группка одетых в черное мэнээсов, учудивших пожар, из которого на поле битвы явилась еще целая куча агрессивной и хорошо вооруженной публики.
— Тивас, тебе не кажется, что надо срочно пресечь деятельность вон тех мужчин в черном? — полюбопытствовал я.
— Кажется, кажется, — ответствовал наш идейный лидер. — Займешься?
— Естественно.
— Но они мне нужны живыми.
— Все?
— Хотя бы один. Лучше главный.
— Понятно.
— Постойте, постойте, достойные. Но у меня приказ. Вы не можете нас оставить.
— Кавалер, вы хотите, чтобы из дыма появился кто-то еще? — спросил Тивас.
— Пожалуй, нет.
— Тем более что вы знаете — приказы лорда на меня распространяться не могут, — вдарил логикой вторично Тивас. И сразу добил: — И на вверенных мне людей тоже.
— Хамыц, Баргул, поехали.
— Поехали, поехали, а то я себе уже все бока отлежал, — ответствовал измученный бездельем Хамыц вскинул себя на ноги и взлетел в седло.
— Друг мой, а как же я? — возмутился Унго.
— Достойный фавор, но мы же не можем оставить без охраны почтенного клирика. Вы же и ваш оруженосец сможете уберечь его от превратностей судьбы. Война… — многомудро надул я щеки. Там, где проскачет Унго, работа остается только собирателям трофеев. Хотя и им мало что достанется. Очень мелкие фрагменты. А если по ним пройдется копями его верный возитель, то и того меньше.
— Действительно. Вы, право, не по годам мудры. Друг мой, Эдгар, мы присмотрим за достойным клириком, — сообщил он своему оруженосцу.
— Как скажете, господин, — согласно кивнул тот головой, впрочем, не отрывая глаз от одному ему видной щербинки на полукружье своей чудовищной секиры, которую полировал булыжником, утверждая, что это точильный камень.
— Ах, Эдгар, так ли надлежит отвечать господину?
Тот, не торопясь, встал, вытягиваясь во весь свой гигантский рост.
— Как скажете, господин. Присмотрим.
— Езжайте, друзья мои. Я буду думать о вас. И будьте осторожны. Военное счастье изменчиво.
— Посмотри, Фабио, вот оно истинно рыцарское отношение к друзьям. Какая забота об уходящих в бой, — продолжил наставлять своего правнука кавалер Андрий, — кавалер Унго куртуазен, как герой рыцарских романов.
Из всего того, что я вынес из поучений кавалера, вывод проистекал наиудивительнейший. Рыцарь — это человек, скандальный, как байкер, неустрашимый, как пьяный горец, широкий душой, как пьяный русский, азартный, как пьяный китаец, распевающий песни, как цыган (при этом неважно, пьяный или трезвый). При этом, что характерно, совершенно одновременно он должен быть добродушен, нежен, кроток. От него также требуется быть обходительным с дамами, заботливым по отношению к друзьям, верховым животным, а также иным соратникам и милосердным к врагам. С моей точки зрения, всеми этими качествами одновременно может обладать человек с весьма подвижной психикой, я бы даже сказал — неустойчивой.
Но у Унго психика была мощная, и все же образец рыцарственности он являл.
Я уже уселся в седло, когда на луку моего седла улеглась широкая, как муфельная лопата, ладонь.
— Ты сильно рискуешь. Идешь в битву в таком доспехе, — кивнул ее владелец на мою шинельку.
— Не беспокойся, почтенный, но я верю в него. Не один раз сей доспех спасал мне жизнь.
— Прислушайся к моим словам, человек чужой крови. Этот доспех хорош против острого оружия, но тупое — палица, булава — может достать твое тело и уязвить его. Кожа сия почти живая и успевает сдержать удар в малом либо узком месте. Но… — Он смущенно остановился. — Знакомо ли тебе слово «площадь»?
Физики хреновы.
— Знакомо, — кивнул я.
— Так вот, удар по достаточно большой площади, нанесенный одномоментно, то есть не острием, кожа сего доспеха может не остановить. Знай это.
