Штефан Руссбюльт - Долина Граумарк. Темные времена
— А что ты имеешь против болота? — поинтересовался Дорн.
— Во мне и четырех футов не будет. Угадай с трех раз.
— Слезай! — не уступал Дорн.
Мило соскользнул со спины лошади.
К грубому обращению Дорна с собой он уже начал постепенно привыкать, но с момента бегства из Рубежного оплота охладели и отношения между наемником и Сенетой.
— У ворот Рубежного оплота, когда меня захватил в плен Раф, что ты прошептала Дорну на ухо? — спросил волшебницу Мило, когда был уверен, что наемник его не услышит.
Сенета остановилась и уставилась себе под ноги.
— Ты не обязан этого делать, — ответила она.
Мило не понял.
— Чего он не обязан делать?
— Не нужно было ему их убивать. Я никогда бы от него этого не потребовала, — пояснила Сенета. — Я вижу по его лицу, когда он готовится помочь кому-то расстаться с жизнью. Тогда у него глаза становятся пустыми, а губы сильно сжимаются. Мне кажется, его ненависть к врагу сильнее, чем любовь ко мне.
— Прости, пожалуйста, но я тоже там был, — ответил Мило. — У него не было другого выхода. Как иначе я мог освободиться от этого ненормального Рафа?
Сочувствующий взгляд Сенеты был очень красноречив и не очень-то вселил в Мило уверенность в том, что он однажды целый и невредимый вернется в Дуболистье.
— Если он со всем, что ненавидит, управляется так же, как с убийствами, мне очень интересно посмотреть, как он делает то, что ему нравится.
Сенета слабо улыбнулась.
— В этом-то и проблема. Во всем, что могло бы принести деньги и что не нужно добывать мечом, он ужасен. Регор наделил его даром, не очень приятным, но очень прибыльным.
— Золото — это еще не самое главное в жизни, — заметил Мило. — Есть вещи и поважнее.
— Вы, полурослики, просто поразительные существа, — удивленно произнесла Сенета. — Во всем видите хорошее. В любой несправедливости найдете искорку доброты, а если вам плохо, то думаете о славных временах, которые, быть может, настанут. Люди не такие. Тот, у кого нет денег, не может позволить себе мечтать. Потому что для того, чтобы мечтать, нужно закрыть глаза, а если ты сделаешь это, кто-то другой перережет тебе горло, чтобы ты не украл мечту у него.
Подобная точка зрения показалась Мило очень странной. Если всегда опасаться худшего и подозревать всякого, что он задумал нечто злое, то так никогда не станешь счастливым. Люди просто не умеют радоваться простым вещам. Им всегда хочется заполучить что-нибудь, что есть у кого-то другого. Вопрос только в том, почему Дорн и Сенета сопровождают его и чего ждут от него взамен. Однако он решил, что не хочет знать этого, просто соскочил с коня и протянул поводья волшебнице.
— Возможно, будет лучше, если лошадь возьмешь ты, — произнес он. — Мне кажется, что она только и ждет, когда представится возможность утопить меня в болоте.
Волшебница приняла поводья, потащила за собой обоих животных.
Мило был замыкающим. Идти по надежной тропе через топи очень просто, если ее предварительно вытоптали двенадцать подков и четыре ноги. Но с наступлением темноты продвигаться вперед стало сложно. Через час Дорн принял решение стать лагерем на ночь.
— Это можно было сделать два часа назад, — пожаловался наемнику Мило. — Тогда нам не пришлось бы спать посреди этого проклятого болота.
— Ты что же, хотел бы спать там, где есть люди, которые любят вешать других людей или перерезать им горло, когда те спят? Я предпочитаю кваканье лягушек и жаб. Чудесный звук, в отличие от хрипа умирающего человека.
— Здесь здорово, — с наигранной веселостью ответил Мило. Босыми ногами он вытоптал высокую траву, чтобы расстелить одеяло. — Лягушачий концерт — то, что нужно, чтобы отдохнуть после тяжелого похода.
Трое спутников разделили свой скудный провиант и молча сели рядом. Дорн отказался разводить костер, чтобы приготовить хотя бы чай. Поэтому Мило не оставалось ничего иного, кроме как выпить немного вина, предложенного Сенетой, и сделать глоток воды из собственного бурдюка, немного пожевать сушеное мясо и улечься спать.
Полурослик едва задремал, когда услышал отдаленные крики о помощи, заставившие его подскочить. Дорн тоже встал со своего одеяла и напряженно вслушивался в темноту. Сенета проснулась только тогда, когда Мило потряс ее за руку.
— Что случилось? — простонала она в полусне.
— Кто-то зовет на помощь, — пояснил Мило. — Наверное, он заблудился или застрял в болоте.
— Или хочет заманить нас в ловушку, — мрачно заявил Дорн.
— Мы не узнаем этого, если будем стоять на месте, — произнес Мило. — Нужно поторопиться, пока не стало слишком поздно.
— Он прав, — согласилась Сенета. — Ловушка или нет — нужно посмотреть, кто там.
Дорн презрительно фыркнул.
— Ну ладно, но не смейте зажигать факелы. Свет будет виден на много миль. Нужно держаться поближе друг к другу и выяснить, что там происходит.
Каждый шаг по болоту ночью — большой риск. На небе виднелся лишь тонкий бледный серпик луны, от него света было меньше, чем от трубки Мило. Продвигались вперед они ужасающе медленно. Крики о помощи то и дело перемежались негромкой руганью Дорна, когда его сапоги увязали в трясине. Крики становились все более умоляющими, а Дорн все более раздраженным. Мило с удовольствием крикнул бы: «Держитесь, мы уже идем!» — но опасался, что Дорн будет против — а еще больше он боялся того, как именно мужчина выразит свое несогласие.
До источника криков о помощи было рукой подать. Дорн остановился и негромко выругался.
— Проклятье, дальше не пройти. Нужно обходить!
— Прошу, помогите нам, — умолял голос. — Мы здесь, рядом.
Всего одно слово, произнесенное резко и отрывисто, покончило со всеми рассуждениями насчет того, что теперь делать:
— Lux! — В мгновение ока раскаленный шар размером с детскую голову разогнал темноту.
Сенета держала заклинание света в руке, как огромного светлячка, а затем надела его на навершие своего посоха.
— Они там, впереди! — крикнул Мило, показывая на четверых гномов, до подбородка провалившихся в болото. На поверхности вязкой жижи плавал один перевернутый шлем. Гномы словно застыли в болоте; их бороды плавали на поверхности, похожие на хвосты комет.
— Держитесь, сейчас мы найдем длинную палку и вытащим вас! — крикнул им Мило.
Дорн обнажил меч, бросился к пушистой березе и одним ударом отрубил ветку длиной футов в восемь. Сенета подняла посох со светящимся шаром высоко над головой. В глазах гномов вспыхнула надежда.
Дорн лег плашмя на землю на краю топей и протянул ветку гномам — насколько хватало руки.
