Игорь Ковальчук - Бастард: Сын короля Ричарда
Образовавшаяся брешь существовала недолго, в нее тут же ворвались англичане. Они не были обременены тяжелыми щитами, поэтому оказались значительно подвижней мессинских пехотинцев. А в сражении с тяжелой пехотой самое трудное — сделать первый шаг.
Главное то, что он был все-таки сделан.
Дик перехватил меч, покрутил его, чтоб размять кисть, и пустил коня вперед. Свой изрубленный щит он выбросил, а рукоять клинка теперь придерживал левой рукой. Его мерин, находясь в крайне раздраженном состоянии, схватил зубами волосы ближайшего солдата, должно быть, потерявшего шлем, и, нагнувшись, хозяин шлепнул лошадь по морде. Конь недовольно фыркнул. Разозленные англичане дрались яростно уже не потому, что так приказал король, а потому, что закончилось терпение. Мессинцы, с которыми в других обстоятельствах почти любой из них с удовольствием бы пил вино или пиво, действительно стали их врагами.
Продвигаясь когда на шаг, когда на два, воины Ричарда вытеснили щитоносцев с моста и, прижав их к воротам, прикрытым расторопными горожанами, перебили всех. К оставшимся в живых англичанам присоединились все те, кто смог выбраться из рва. Кто-то очень быстрый и сообразительный успел усадить меж двух воротных створок тяжелую булаву, острия железного ежа заклинили их, дав время покончить с мессинскими солдатами. Горожане, не умевшие толком обращаться с воротами, после нескольких попыток вытолкнуть булаву или втащить ее внутрь решили, что щель, которая образовалась в результате, слишком мала, чтоб помешать наложить засов. Вдесятером они взялись тяжеленный брус, с пятой попытки умудрились поднять его и даже подтащить к воротам, но обнаружили, что в скобы он не ложится.
Этого времени англичанам хватило с лихвой. Они распахнули створки, сшибли с ног горожан, руки которых были заняты брусом, и перебили всех. Впрочем, даже закрой они эти ворота благополучно, оставалось еще двое, которые никто не собирался закрывать. Дик, подумавший об этом, подивился бессмысленности дела, за которое эти десятеро отдали жизнь.
Он повернулся к Роберту:
— Ты уверен, что другие ворота открыты?
— Да. Мне об этом крикнул Вильгельм из Улера. Он видел.
— Так что же мы ломились сюда? — задал он законный вопрос.
— Потому что там то же самое. Правда, только для нас.
— Как это?
— Вилли сказал, что французов мессинцы пропускали.
— Вот интересно… — пробормотал Дик, ожидая, когда король, распоряжавшийся в воротах, отправится дальше. — Вилли уверен, что это именно так?
— Уверен. Только не называй его Вилли. По крайней мере, в глаза.
— Уэбо! — сердито окликнул король. И ткнул пальцем, указывая, куда именно следует пристроиться его коню. Дик повиновался. — Этот город скоро будет моим…
— Он уже ваш, государь, — ответил молодой рыцарь, отлично понимавший, что Мессина слишком слаба, чтобы сопротивляться ворвавшимся за кольцо стен англичанам.
Сказанное почему-то очень понравилось Ричарду. Английский король благосклонно кивнул головой, на миг задумался, схватился за свою золотую цепь и рванул. Хоть и сделанное добротно, украшение не выдержало. Правитель скомкал перекореженную цепь и сунул ее телохранителю.
— Держи. А вечером получишь еще пятьдесят золотых ливров. — Английский властитель по привычке расплачивался французским золотом.
— Государь…
— Ты хорошо служишь мне. Тех, кто мне служит, я награждаю. И хватит об этом.
Молодой рыцарь не стал спорить и спрятал золотое украшение за пазуху.
Бой продолжился на улицах города. Дик держался рядом с королем, и его величество, словно в самом деле наслаждаясь зрелищем, которое разворачивалось перед глазами, не спешил уезжать. Его конь весело постукивал копытами по булыжнику — он привык не реагировать ни на запах крови и железа, ни на крики и стоны. Корнуоллцу вдруг почудилось, что в словах старого друида была какая-то правда. Постоянно пользоваться вторым зрением оказалось непросто, но, лишь чуть напрягшись, он заметил, как дрожит реальность, как по ней идет рябь, словно по воде, тревожимой ветром, и тянется к английскому государю. Конечно, сама реальность колебаться не могла, это корнуоллец усвоил еще в Озерном крае, дрожь проходила по силе, пронизывающей мир, как волотая нить — драгоценную парчу.
Обилие силы ошеломило молодого рыцаря. К тому же ее расцвечивали два основных оттенка — серо-черный и красно-пепельный, пахнувшие смертью. Король на своем жеребце казался Дику несокрушимой глыбой благородного мрамора, и энергия наполняла его с избытком. Корнуоллцу подумалось, что с такой накопленной мощью ему удалось бы сделать очень многое, даже, пожалуй, раскрыть врата меж мирами, вернуть Серпиану на родину и отвоевать ее наследство… Что за глупости, сила, поглощенная королем, — заемная, принадлежит она смерти, и касаться ее, должно быть, слишком опасное развлечение. Молодому рыцарю, не знавшему наверняка, показалось, что втягивать энергию умирающих — верный способ загубить в себе что-то важное. Может быть, об этом упоминал старик-друид? И сам Далхан, говоря о Ричарде, обронил, что король "давно уже стал нашим в душе, а это само по себе не так ценно"…
Корнуоллец отвернулся и запретил себе смотреть на государя своим вторым зрением. Ричард — его сеньор, и молодой вассал обязан служить ему даже тогда, когда служить этому человеку уже не захочется. Так что не надо напрасно искушать себя…
ГЛАВА 21
Понадобилась лишь пара часов, чтобы Мессина упала в руки короля, как падают в горсть переспевшие ягоды — от легчайшего прикосновения. Почти на всех башнях взвились флаги с английским львом — на все башни флагов не хватило. Кроме того, недостало расшитых полотнищ на магистрат и таможню, и казначейство осталось не отмеченным. Зато в запале и раздражении его величество приказал непременно нацепить стяг на золоченый крест городского собора. Подождав, пока рыцарь, которому это приказали, отойдет, Дик осторожно заметил, обдумывая каждое слово:
— Государь, это опасно. Люди могут плохо воспринять этот жест.
Ричард нахмурился:
— Получил награду и полагаешь, что можешь мне указывать? Я не спрашивал твоего совета.
— Простите меня, государь… Это не совет. Мы все разделяем ваш гнев, но…
— Я не собираюсь потакать этим наглым сицилийцам!
— Государь, речь не о сицилийцах. Среди англичан есть те, кто может испугаться этого.
Король приказал корнуоллцу замолчать, молодой рыцарь так и сделал. Ему по большому счету было все равно, останется ли флаг на кресте или нет. Он считал, что Бог и не заметит английского флага, коль скоро он не обитает на земле и не мучается тщеславием. Но большинство солдат судили о Боге по себе, Король хоть и отмахнулся для виду, все-таки поразмыслил над словами телохранителя и через несколько минут отправил вслед первому рыцарю второго — отменить приказ.
