Алекс Орлов - Золотой воин
К тому моменту, когда Нарстад добрался до трости, секретаря уже не было, и банкир выскочил в коридор, чтобы выместить досаду на ком-то еще.
– Фистерн, Барт! Ну-ка идите сюда, дармоеды! Это так-то вы службу несете, воплощения уродства?!
– Мы не виноваты, хозяин! Мы не виноваты!
– Не сметь убегать, оба ко мне! Ко мне, я сказал!
К тому времени, когда Ральф Хикле прибыл на возчике к конторе, Нарстад уже сидел за своим столом, обложившись документами.
– Что за спешка, почему у Торбуля синий нос, ты опять оттаскал его?
– Где ты шляешься, почему все неприятности узнаю я один, в то время как ты дома булочки с молоком кушаешь?
– Да что такое, Август, ты сам не свой, а от Торбуля я ничего не добился…
Хикле остановился возле стола, где работал с делами, провел по столешнице пальцем и остался доволен – пыли не было.
– Ну, что случилось, говори, гринвальдские менялы опять обесценили серебро? – не без иронии спросил Хикле, садясь на стул. – Граф Перьони раздобыл денег на выкуп всех трех имений?
– Питер Фонтен вернулся… – безжизненным голосом произнес Нарстад.
– Как вернулся? Живой? – спросил Хикле, снимая вышитую речным жемчугом шапочку.
– Живой и невредимый. Повзрослевший, с мечом и кинжалом на поясе.
– Да откуда ты узнал? Небось враки какие-нибудь! – отмахнулся Хикле. Его партнер паниковал по любому поводу и видел беду и разорение там, где можно было обойтись убытком в горсть серебра.
– Я видел его собственными глазами, когда он нанес мне визит в компании двух друзей! Они были здесь менее часу назад, понимаешь?! – закричал Нарстад, срываясь на визг.
– Ты… Надеюсь, ты сделал вид, что не узнал его и понятия не имеешь, кто этот интриган и жулик? – спросил Хикле, поднимаясь из-за стола.
– Я пытался, Ральф, я пытался сыграть дурачка, но он сказал: здравствуйте, я Питер Фонтен, хотите, я опишу подробности своего последнего визита к вам. Я помню, как мы пили чай в башенке! Что прикажешь делать в таком случае? Говорить, что не было такого? Так он еще и не такого порассказать может, мальчик был первым учеником в малкуде. Талантливый, наблюдательный, отличная память! А если он в суд, а?
– Перестань орать!
Хикле вышел из-за стола и начал нервно расхаживать по конторе.
– Что он рассказал, что с ним было?
– Говорит, дядю обезглавили…
– Ну, хоть тут мы не ошиблись. Как выглядит?
– Как выглядит – обыкновенно, ему ведь сейчас девятнадцать или что-то вроде того. Подрос изрядно, стал шире в плечах… На лице – шрамы.
– Шрамы? Значит, приходилось ему не сладко. Наверное, испробовал неволи.
– Да, так он сам сказал.
– Кто с ним был?
– Двое каких-то… – Нарстад пожал плечами, не зная, как охарактеризовать спутников Питера Фонтена. – Один по виду дворянин, офицер, другой, наверное, тоже какой-нибудь солдат. Одеты добротно и тоже при оружии.
Хикле остановился и посмотрел на партнера.
– Что? Что ты придумал, Ральф? – спросил тот, привставая.
– А что тут думать, ведь не считаешь же ты, что процент с обслуживания – это лучшая награда за нашу тяжелую работу, Август?
– Значит… того? – севшим голосом уточнил Нарстад.
– Разумеется. Подходящих людей в наше время достать несложно.
– Что ж, я и сам хотел предложить, но ты помог мне, Ральф… – Нарстад промокнул платком взмокший лоб.
– На то мы и партнеры, Август. Я сейчас же отправлюсь искать подходящих людей – один на примете у меня уже есть, кажется, у него имеется и ватага.
– Они остановились в «Золотой лилии».
– Вот как? Выходит, юный Фонтен и в дальних краях сумел неплохо зацепиться. Забавным он был мальчуганом… – На лице Хикле появилась человеческая улыбка, но он сейчас же взял себя в руки. – Но дело есть дело, и никаких сантиментов!
– Нужно купить всей ватаге приличную одежду, иначе из «Золотой лилии» их сразу завернут в околоток…
– Купи, в таком деле экономить нельзя, и еще хорошо бы проделать все прямо вечером, а, Ральф? Неизвестно, где они завтра окажутся и чего понарассказывают.
– Разумеется, партнер. – Хикле надел шапочку, расправил накидку и вздохнул: – Пойду.
84
Крафт вышел из ванной, закутанный в серое шконтное полотенце, и, сев в кресло у окна, вытянул ноги в новых сапогах.
– До чего же хороша бывает жизнь, а, Питер? А, ваше благородие? – спросил он, светясь от простого человеческого счастья.
– Ты почему в сапогах? – поинтересовался капитан.
– А что? Сапоги хорошие, у меня таких в жизни не было.
– Ну чтобы из ванной да в сапогах – некрасиво это.
– А я, ваше благородие, этих ванн раньше и не видел, да, можно сказать, и не знал об них…
Крафт поднял ноги и стал поворачивать их и так, и эдак, любуясь обновкой.
– Мечта, а не сапоги.
Потом встал и, сбросив полотенце, начал надевать новое белье.
В дверь постучался лакей и, когда его впустили, принялся убирать в ванной и готовить воду для следующего постояльца.
В медной трубе загудело, фон Крисп покачал головой и, встав из-за стола, за которым чистил свой кинжал, прошелся по комнате.
– Вот ведь до чего механика шагнула, сидим себе в доме, а тут по трубе горячая вода шурует!
– Впервые такая труба появилась в доме у купца Леондера лет десять назад, потом другие стали перенимать, – заметил Питер, вращая в руках кинжал и перебрасывая его из руки в руку.
– Сделай милость, Питер, оставь эту игру, у меня уже в глазах рябит, – попросил капитан.
– Извольте. – Питер убрал кинжал в ножны.
– Надеюсь, ты понимаешь, что этих твоих банкиров нужно ежедневно подталкивать? – спросил фон Крисп, возвращаясь на место.
– Да, сэр, понимаю. Если нет на то серьезных оснований, меняла ни за что не выпустит чужих денег из рук – это слова моего дяди. Так что напоминать я буду, мало того, завтра отправлюсь к мэтру Дорвилю – он держит в городе нотариальную палату – и попрошу у него завещание дяди в пользу наследника, то есть меня. На том документе приложены два моих больших пальца.
– Ха! Да твой дядя был не глуп! – воскликнул фон Крисп. – Это ж надо догадаться – пальцы на документ пропечатать!
– Дядя слишком хорошо знал людей, среди которых вращался, – пояснил Питер. – Оттого-то мы и будем всячески беспокоить Нарстада и Хикле и напоминать о себе.
Из другой комнаты показался Крафт. Он был разодет как церемониймейстер, если бы не красные штаны с рюшами, делавшими его похожим на сержанта городской стражи.
– Вот вы говорите: беспокоить, напоминать, а они возьмут да и первыми напомнят о себе, – сказал он. – Пришлют двадцать стрелков и нашпигуют нас, как бекасов. За те деньжищи, что Питеру полагаются, можно не только убийство, войну состряпать.
