Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер
Сперва это выводок летучих мышей, потом мелкие зверьки, лисы, волчья стая, медведь, а в конце концов, если достаточно просторная, то поселится и дракон, а то и целое семейство.
Но хуже всего, когда пещеру облюбовывает разбойничья шайка. Выкурить трудновато: защищаться от наступающих легко, кроме того, еще и пару запасных выходов приготавливают вдали от основного входа...
Бобик шел сзади и сердито сопел в спину. Зайчика пришлось оставить, кони не привыкли на коленях, это мы с Бобиком, если надо, там, где дракон не проползет и арбогастр где не промчится, герой на пузе проползет, и ничего с ним не случится...
— Тихо, — сказал я. — Не хрюкай. Слышишь?
Он попытался протиснуться мимо меня вперед, едва не размазав сюзерена по каменной стене, но я ухватил за холку, удержал и отпихнул за спину.
— Слушай оттуда, — велел я. — И нюхай... Да не меня, морда нахальная.
Ход становился цивильнее, уже и я начал улавливать вроде бы нечто женское, феромоны какие-то. Затем ход резко расширился и вывел в просторную пещеру, где на той стороне вверх ведут прекрасно вытесанные ступеньки, что скрываются за поворотом стены.
— Жди здесь, — сказал я. — Ты же не попугай, чтобы ходить по лестницам? Ну вот, сядь и жди.
Пещеру я пробежал под стеночкой, а там, ступая на цыпочках, начал подниматься, постоянно вслушиваясь. Однако это снаружи то ветер шумнет, то пролетающая ворона так каркнет, что присядешь в испуге, а здесь все тихо, как в могиле, и я поднялся примерно на пару этажей, открылась пещера, но ступеньки повели выше.
Я хотел было пойти дальше, но в пещере нечто звякнуло металлическим, донесся глубокий вздох. Осторожно вытянув шею, я заглянул, насторожился.
Под стеной сидит достаточно крупный молодой мужчина с металлическим ошейником неприятного черного цвета. Цепь тянется к штырю, вбитому в стену. Вид у пленника безрадостный, но жив, хотя на плече, шее и даже на боку засохшая кровь.
Я приблизился тихонько, но он услышал, поднял голову. Молодое лицо, достаточно красивое, хотя и подпорчено слишком уж надменным выражением, в глазах страх прячется за желанием выглядеть доблестно и героично.
— Ты кто? — спросил я. — Вурдалак? Или вервольф? Или, упаси Господи, перевертень?
Он смерил меня непонимающим взглядом.
— Что?
Голос его прозвучал с хрипотцой, но тоже с надменностью и даже долей чванства.
— Ошейник, — объяснил я. — Железный ошейник не дает вам превращаться в более... ну, приятный образ.
Он проговорил высокомерно:
— Я барон Стронгфильд, Уоллес Стронгфильд из древнейшего рода Эбергардов!.. Как могу быть оборотнем? Вы меня оскорбляете, сэр!
— Ладно, — сказал я, — вы не против, если я сниму с вас этот ошейник? Потому предупреждаю, я паладин. Если возжелаете укусить, я не только зубы выбью, но и так отпаладиню и обеззублю, всю жизнь сможете только молитвы шептать...
Он сказал повелительно:
— Если сумеете, попытайтесь снять этот ошейник. Но колдун, который его надел, был уверен, что снять его невозможно, а это кольцо сжимает мое горло все сильнее...
— Рискнем, — ответил я. — Все равно вас скоро задушит, чего жалеть?
Попытки разомкнуть руками ни к чему не привели, хотя мышцы вздувались красиво и рельефно, я сам залюбовался и некоторое время с любовью и восхищением смотрел на них, а не на покрасневшее горло жертвы, где ничего примечательного.
— Ладно, — сказал я. — Теперь не двигайтесь, попробую снять чары...
Кончик меча Вельзевула коснулся черного металла. Посыпались искры, пленник дернулся и закрыл глаза. Я нажал сильнее. Клинок не стал резать колдовской металл, как мягкое масло, и просто прожигал в ней не очень красивую щель, а я же эстет, везде добиваюсь совершенства, наконец плотное кольцо развалилось на две части, а барон глубоко вздохнул всей грудью, открыл глаза.
На шее осталась красная полоска ожога от раскаленного металла, но пленник, игнорируя боль, произнес с достоинством:
— Сэр, вы спасли мне жизнь!
— Пустяки, — сказал я. — Кто знает, надолго ли. Выбирайтесь отсюда, сэр. Там ниже моя собачка, но она вас не тронет.
Он сказал гневно:
— Я пойду с вами, сэр.
— Не стоит, — возразил я. — Сейчас это моя забота.
— Нет, — сказал он заносчиво. — Я барон Стронгфильд, Уоллес Стронгфильд из рода Эбергардов!.. А похищена моя невеста... Ну, еще не совсем, но мы любим друг друга, а наши родители против...
Мир рушится, подумал я зло, Маркус вот-вот придавит нас к земле, а тут Ромео и Джульетта, кипят страсти и стычки, Монтекки и Капулетти воюют за власть в муравейничке!
Хотя чего это я, весь мир такой, это я один весь в белом, пора в самом деле обзаводиться крыльями и петь на клиросе.
— Благородный жест, — произнес я с чувством. — Весьма, сэр, весьма!
— А кто вы, сэр? — спросил он подозрительно. — И почему...
— Поручение архиепископа Дитриха, — сказал я. — Верховного инквизитора.
Он чуть осел, но сказал заносчиво:
— Все равно это я ее освобожу!
— Она будет доставлена в собор, — сказал я, — под покровительство святых отцов. Выцарапывайте ее уже оттуда. Если попробуете отнять у меня... я не стану вас приковывать к стене...
Он проговорил с настороженностью:
— Это разумно...
— Все равно не убежите, — закончил я, — когда голова откатится на десять ярдов от туловища. Успеха в личной жизни!
Повернувшись, я вышел к лестнице, быстро понесся наверх, уже не стараясь скрадывать каждый шорох.
Еще на ступеньках прислушался, кто-то поет, и, судя по нежнейшему голосу, это и есть та самая, похищенная, хотя поет, как мне кажется, вовсе не из-под палки, с чувством, с удовольствием, вкладывая всю душу, как говорят, а еще чувства, эмоции, феромоны...
Обнаженный меч наготове, я снова стал переставлять ноги со ступеньки на ступеньку медленнее и тише, наконец открылся просторный зал, уже не пещера, в стенах вырублены декоративные колонны, пилястры и прочие буржуазные излишества архитектуры, а на той половине одна из стен закрыта толстыми коврами и гобеленами.
Слева исполинский камин, огонь полыхает в нем такой, что можно жарить слона, багровые угли крупные, с кулак, я ощутил от них жар, начал обходить по дуге, вздрогнул.
Среди пляшущих языков огня проступило нечто вроде чудовищного лица, почти человеческого, хотя громадного и с неестественно широким ртом. Оранжевые глаза время от времени исчезают под багровостью, но появляются снова на том же месте.
Сердце мое заколотилось чаше, я спросил шепотом:
— Ты видел, куда увели пленницу?
Шипящий голос, похожий на треск рассыпающихся от жара углей, ответил тихо, но разборчиво:
